Письма Императрицы Александры Федоровны к Императору Николаю II. К
История переписки императора Николая II с императрицей Александрой Федоровной рассматривалась в недавно опубликованной статье Б.Ф.Додонова, О.Н.Копылова и С.В.Мироненко. Указывалось, что дневники и письма Николая II и членов его семьи появились в центральных газетах уже в начале августа 1918 г. Для разборки романовских бумаг ВЦИК создал специальную комиссию, состав и функции которой были окончательно утверждены его решением от 10 сентября 1918 г. В нее вошли историк М.Н.Покровский, известные в то время журналисты Л.С.Сосновский (редактор газеты "Беднота") и Ю.М.Стеклов (редактор "Известий ВЦИК"), руководитель Главного управления архивным делом (ГУАД) Д.Б.Рязанов и юрист, позднее видный историк и архивист, В.В.Адоратский. К разборке и публикации документов бывшей царской семьи была подключена также Социалистическая академия общественных наук. С сентября 1918 года ее сотрудники копировали документы новоромановского архива и переводили их на русский язык. В 1921 году было обнаружено, что некоторые документы Николая II нелегально передаются из советских архивов за рубеж. Подозрение пало на профессора В.Н.Сторожева, и он был уволен с работы .
Результатом этой "утечки" стала первая публикация писем императрицы Александры Федоровны, предпринятая берлинским издательством "Слово" в 1922 году. Письма публиковались, начиная с апреля 1914 года, первую часть каждого тома составляли переводы писем, а вторую часть - подлинники на английском языке. Иначе говоря, в распоряжении берлинского издательства были копии писем на английском языке, и читателям предоставлялась возможность самим сверить качество перевода.
Вслед за этим было предпринято и советское издание переписки. К печати его готовил А.А.Сергеев, в будущем выдающийся археограф. Были изданы третий, четвертый и пятый тома переписки, начиная с апреля 1914 года. К письмам были добавлены телеграммы, которыми обменивались супруги. В вводной статье М.Н.Покровский сообщал, что письма, опубликованные "Словом", похищены из советских архивов и "изобилуют массой искажений, пропусков и дефектов".
Несмотря на то, что переписка императора Николая II с императрицей Александрой Федоровной, начиная с самого ее издания, широко цитировалась в научной и мемуарной литературе, достоверность этих документов не подтверждена. При этом в печати появляются статьи под громкими названиями, например, "Достоверность переписки императора Николая II с императрицей Александрой Федоровной", претендующие на то, чтобы быть "фундаментальными исследованиями в этой области". Причем свои выводы авторы базируют лишь на анализе самого содержания переписки. К таким публикациям относится и переиздание переписки под названием "Терновый венец России. Николай II в секретной переписке" О.А.Платоновым. Публикация сопровождается пространным введением и почему-то разбита на главы с художественными названиями (без нарушения хронологии). В этом случае переписка начинается с письма от 19 сентября 1914 года. Телеграммы и нумерация писем, сделанная самой императрицей, в книгу О.А.Платонова не включены. Текст снабжен некоторыми научными комментариями. При всех недостатках публикации О.А.Платонова в настоящее время она является самой доступной и будет использоваться в данной статье.
В распоряжении большевиков были научные кадры и богатые средства, позволяющие фальсифицировать материалы архива царской семьи. Однако, переписка Николая II и Александры Федоровны имеет такой объем и такое богатое содержание, что написать ее заново, как это было с дневниками А.А.Вырубовой, просто невозможно. При этом переписать текст, сделав нужные вставки, советские специалисты вполне могли. Крайне подозрительной выглядит утечка материалов за рубеж. Не исключено, что подобная акция понадобилась большевикам для того, чтобы придать легитимность сочиненным материалам. Переснять письма в тех условиях было технически невозможно, и в Берлин попали копии, верность которых пока не оценена. Все это заставляет очень осторожно подходить к оценке достоверности переписки. По этой причине из обширной переписки Николая II и Александры Федоровны будет взят первый год Мировой войны. Предполагается, что этот период интересовал большевиков меньше всего и мог остаться "неповрежденным". Письма 1914-1915 годов интересны тем, что по ним можно проследить, как под влиянием военных неудач и внутренних трудностей менялся тон писем императрицы.
Письма императрицы Александры Федоровны неоднократно цитировались ее врагами и сторонниками. На их основании в оборот входили яркие легенды о слабовольном царе, довлеющей супруге и стоявшем за ее спиной Г.Е.Распутине. При этом ни сторонники, ни противники этих тезисов почему-то не брались проследить, что же советовала императрица мужу. Между тем, влияние Александры Федоровны и Г.Е.Распутина складывалось из определенных рекомендаций, которые император воплощал или не воплощал в жизнь. Этот процесс прохождения советов из писем в практическую жизнь почему-то до сих пор игнорировался историками. Я предлагаю посмотреть, что же конкретно советовали Николаю II Александра Федоровна и Г.Е.Распутин, и как император реализовывал на практике эти рекомендации.
Первоначально содержание писем императрицы вращалось вокруг бытовых повседневных дел, детей, госпиталя, в котором работали она и ее дочери. О военных событиях Александра Федоровна судила по газетным материалам и иногда уточняла у мужа некоторые их аспекты. Просьбы императрицы в первый период войны ограничивались ее окружением. Александра Федоровна ходатайствовала по поводу офицеров своих шефских полков, а также лично ей знакомых лиц. Императрица считала себя ответственной за все происходящее в императорской фамилии. Некоторые ее просьбы касались морганических супруг великих князей Михаила и Павла Александровичей. Александра Федоровна давала мужу советы по поводу членов императорской фамилии, находившихся в Ставке и фронтовых частях. Например, 25 октября 1914 года Александра Федоровна просила мужа назначить Павла Александровича к его бывшему сослуживцу В.М.Безобразову (командир Гвардейского корпуса), так как ему не хотелось ехать в Ставку к Н.В.Рузскому ("Терновый венец". С. 59). Императрица не интересовалась у мужа ходом компании и не вникала в дела Ставки. Из всего генералитета российской армии Александра Федоровна выделяла лишь Ф.А.Келлера и Н.И.Иванова (эти люди в дальнейшем доказали свою преданность престолу). Любопытно, что особое отношение императрицы не помогло этим генералам сделать карьеру во время войны.
Военные события заставляли Николая II все больше времени проводить в Ставке. Все длиннее становились его разлуки с женой. Это немедленно отразилось на тоне писем. Императрица пыталась помочь мужу, сопереживала ему, страдала по поводу поражений русского оружия. Одной из форм поддержки была молитвенная помощь. В этом отношении Александра Федоровна всецело полагалась на "Божьего человека" Григория Ефимовича Распутина. Чаще всего его советы передавались императрице через А.А.Вырубову.
Как это уже неоднократно отмечалось в исторической литературе, людей и государственных деятелей Александра Федоровна мерила через призму Г.Е.Распутина. Отношение к "человеку Божьему" значило для императрицы и лояльность к императорской фамилии, и залог будущей успешной деятельности чиновника (Божья помощь в его делах). Главными аргументами против назначения военным министром А.А.Поливанова и обер-прокурором Св.Синода А.Д.Самарина было то, что они выступали против Г.Е.Распутина. "Не враг ли он нашего Друга, что всегда приносит несчастье?" и "он будет работать против нас, раз он против Гр.", - писала императрица мужу. ("Терновый венец". С. 155, 150)
Александра Федоровна находилась в жесткой конфронтации с главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем. За их отношениями стоял целый ряд весомых причин, не последней из которых было отношение великого князя к Г.Е.Распутину. По свидетельству великого князя Александра Михайловича, именно жены Николая Николаевича и Петра Николаевича - "черногорки" Анастасия и Милица Николаевны - ввели в царскую семью сперва месье Филиппа, а затем и Г.Е.Распутина. Затем произошёл разрыв, и "черногорки", а за ними и Николай Николаевич стали врагами "старца". Биограф великого князя писал, что "о приезде Распутина в Ставку во время нахождения во главе армии великого князя Николая Николаевича, разумеется, не могло быть и речи". Александра Федоровна была прекрасно осведомлена о таком отношении к "Другу", но это была не единственная причина ее расхождения с главнокомандующим. Императрица не могла простить дяде императора то, что в 1905 году он вынудил императора подписать Манифест 19 октября. "Мы еще не подготовлены для конституционного правительства. Н. и Витте виноваты в том, что Дума существует", - писала Александра Федоровна мужу в одном из писем ("Терновый венец". С. 160).
В первые месяцы войны императрица в своих письмах не проявляла враждебности к главнокомандующему и даже называла его "Николаша", как и царь. Но с начала 1915 года все изменилось. В письмах Александры Федоровны Николай Николаевич выступал теперь только под литерой "Н.". 22 января, ссылаясь на "Друга", императрица просила мужа не упоминать главнокомандующего в Манифесте ("Терновый венец". С. 88). А 29 января уже прямо писала: "он находится под влиянием других и старается взять на себя твою роль, что он не в праве делать... Этому следовало бы положить конец. Никто не имеет права перед Богом и людьми узурпировать твои права" ("Терновый венец". С. 96). 4 апреля: "Хотя Н. поставлен очень высоко, ты выше его. Нашего Друга так же, как и меня, возмутило то, что Н. пишет свои телеграммы, ответы губернаторам и т.д. твоим стилем" ("Терновый венец". С.115). За всеми этими замечаниями просматривалась ревность императрицы, пытавшейся защитить прерогативы своего мужа.
Как выясняется, волнения Александры Федоровны были небезосновательны и разделялись ее наиболее компетентными современниками. В.И.Гурко писал в своих воспоминаниях, что на основании положения о полевом управлении войск Ставка пользовалась неограниченной властью в пределах театра военных действий. Это положение было составлено в расчете на то, что в случае войны во главе войск встанет сам император. Однако, принять командование Николаю II помешало сопротивление министров. К местностям, подчиненным Ставке, была отнесена обширная тыловая полоса и сама столица. "Ставка не только в полной мере с места использовала свои чрезвычайные полномочия, но присвоила себе диктаторские замашки", - писал мемуарист.
Николай II долгое время совершенно не реагировал на замечания своей жены по поводу главнокомандующего. Особенно заметно это сопротивление было при обсуждении поездки царя в только что завоеванные Перемышль и Львов. В ответ на сообщение царя о предстоящей поездке 5 апреля 1915 года Александра Федоровна просила его, ссылаясь на мнение Г.Е.Распутина, ехать туда без главнокомандующего. Совет мотивировался тем, что ненависть против Николая Николаевича там очень сильна, а визит царя обрадует всех. ("Терновый венец". С. 117). 7 апреля Императрица вновь сообщала о том, что Друг не одобряет поездки и согласен с ней по поводу Николая Николаевича. Г.Е.Распутин советовал совершить такую поездку уже после войны ("Терновый венец". С. 121). В тот же день Николай II отвечал, что не согласен с тем, что Николай Николаевич должен остаться в Ставке, когда царь поедет в Галицию. Он считал, что во время войны при поездке в завоеванную провинцию царя должен сопровождать главнокомандующий. "Он сопровождает меня, а не я нахожусь в его свите", - писал Николай II ("Терновый венец". С. 122). После этого Александра Федоровна отвечала: "Теперь я понимаю, почему ты берешь Н. с собой - спасибо за объяснение, дорогой" ("Терновый венец". С. 123).
Вновь к теме главнокомандующего императрица вернулась лишь через полгода - 12 июня 1915 года. В связи с отставкой военного министра В.А.Сухомлинова она писала о Николае Николаевиче: "Как бы я хотела, чтобы Н. был другим человеком и не противился Божьему человеку" ("Терновый венец". С. 147). В конце июня Александра Федоровна окончательно отчаялась и стала уговаривать мужа быстрее покинуть Ставку, где на него плохо влияют Николай Николаевич и его окружение. И, наконец, в конце августа императрица не скрывала своей радости по поводу отставки великого князя.
По мнению участника событий военного историка генерала Н.Н.Головина, главной причиной, побудившей Николая II занять пост главнокомандующего, было желание возглавить войска в период катастрофы. К этому императора подталкивали также постоянная критика Ставки со стороны правительства и доклады общественных деятелей, призывавших совместить "Управление страной и Верховное Главнокомандование".
Любопытно, что подозрения по поводу Николая Николаевича имела не одна императрица. Даже мемуаристы, жестко критикующие отношение Александры Федоровны к великому князю, оставили отзывы, подтверждавшие ее мнение. Н.Н.Головин приводил воспоминания военного министра А.А.Поливанова о том, что последний, отвозя в Ставку письмо Николая II к главнокомандующему о его отставке, вовсе не был уверен в успехе своей миссии. Но его опасения не оправдались: ни о какой возможности сопротивления или неповиновения не могло быть и речи. Генерал Ю.Н.Данилов отмечал, что "под влиянием внешних и внутренних событий 1905 г. в великом князе Николае Николаевиче совершился весьма значительный внутренний политический сдвиг: из сторонника крайнего, мистически-религиозного самодержавного монархизма или даже царизма он стал на путь конституционализма". Ю.Н.Данилов приводил интересный диалог в Ставке. После начала отступления русской армии в 1915 году генерал обращался к Николаю Николаевичу: "Ваше Высочество, пока вы у власти, Россия знает только вас одного, и только вы один отвечаете за общий ход войны", на что главнокомандующий отвечал: "Я подумаю". Эти подозрения Николай Николаевич подтвердил в 1917 году, когда скрыл от императора сделанное ему А.И.Хатисовым предложение принять участие в дворцовом перевороте, а затем 2 марта, присоединившись к голосам командующих армиями, просивших Николая II отречься от престола.
В 1914 году Александра Федоровна обращалась с просьбами к мужу всего несколько раз. 19 ноября она просила Николая II назначить вместо отстраненного П.К.Ренненкампфа командующим армии генерал-адъютанта П.И.Мищенко. "Такая умная голова и любим войсками", - писала императрица ("Терновый венец". С 67). Действительно, П.И.Мищенко ярко проявил себя во время русско-японской войны как удачливый кавалерийский командир. Но ходатайство царицы было оставлено без внимания. П.И.Мищенко не поднялся выше командира корпуса (в 1918 году он покончил жизнь самоубийством). 12 декабря Александра Федоровна просила царя назначить генерал-майора П.П.Гротена командиром гусар его императорского величества ("Терновый венец". С. 82). Но и эта просьба не была выполнена. В одном из следующих писем императрица сетовала на то, что командиром гусар назначен "скучный" полковник Н.Н.Шипов ("Терновый венец". С 90).
Весной 1915 года, когда на фронте начались проблемы, императрица все чаще стала прибегать к помощи Г.Е.Распутина. Однако советы, направляемые императору, не касались важных сторон боевых действий. 10 апреля Александра Федоровна сообщала, что, по мнению Г.Е.Распутина, надо вызвать "руководителей купцов" и запретить им повышать цены ("Терновый венец". С. 125). 20 апреля императрица писала, что ожидается наступление немцев на Варшаву: "Наш Друг считает их страшно хитрыми, находит положение серьезным, но говорит, что Бог поможет". Александра Федоровна предлагала послать кавалерию на защиту Либавы ("Терновый венец". С. 135). 10 июня императрица предлагала Николаю II заставить частные заводы производить боеприпасы, как уже сделано во Франции ("Терновый венец". С. 145).
Существенного аспекта войны касался Манифест о призыве ратников второго разряда подготовленный к изданию в начале лета. Ссылаясь на Друга, императрица просила повременить с этим призывом. "Слушай нашего Друга, верь ему, его сердцу дороги интересы России и твои. Бог недаром нам его послал, только мы должны обращать больше внимания на его слова - они не говорятся на ветер. Как важно для нас иметь не только его молитвы, но и советы... Меня преследует желание нашего Друга, и я знаю, что не исполнение его может стать роковым для нас и всей страны", - настаивала императрица в письме 11 июня ("Терновый венец". С. 146). Она просила отложить призыв ратников второго разряда хотя бы на год, так как в противном случае это оторвет много сил от хозяйства страны. 16 июня Николай II сообщал жене, что на совместном заседании Совета министров и Ставки рассматривался вопрос о призыве ратников второго разряда. Было решено пока призвать набор 1917 года ("Терновый венец". С. 159).
В действительности проблема призыва ратников второго разряда была гораздо сложней, чем это рисуется в письмах императрицы. Этому вопросу Н.Н.Головин посвятил отдельную подглаву своего исследования. К июню 1915 года контингент ратников первого разряда был исчерпан. Встала острая необходимость призыва ратников второго разряда, по российскому закону о воинской повинности они не могли быть взяты в ряды действующих войск. Это были льготники, единственные сыновья или единственные работники в семье, которые должны были использоваться как охрана в тылу или рабочая сила. Впервые вопрос о призыве ратников второго разряда был поднят на заседании Совета министров 16 июня 1915 года. Тогда было решено пока ограничить призывом молодого пополнения 1917 года. Но уже 4 августа вопрос призыва ратников был поставлен опять. К этому времени законопроект о призыве второго разряда уже был внесен в Думу. Но там его рассмотрение затормозилось, так как депутаты не были уверены, что Военному министерству необходимо такое количество людей и всех призванных смогут вооружить и обмундировать. В самом Совете министров мнения разошлись. А.Д.Самарин и А.В.Кривошеин считали, что пополнение армии могут дать пойманные дезертиры и с призывом можно повременить. Б.Н.Щербатов указывал, что без санкции Думы призыв провести не удастся, так как люди разбегутся по лесам. В итоге в октябре 1915 года призыв ратников второго разряда был все же проведен, а к концу 1916 года и эти ресурсы были исчерпаны.
Очевидно, что на отсрочку призыва ратников второго разряда повлияла задержка его рассмотрения в Думе. К числу ратников второго разряда, видимо, принадлежал и единственный сын Г.Е.Распутина Дмитрий. 30 августа Александра Федоровна впервые упоминала в своих письмах о том, что сыну Г.Е.Распутина может грозить призыв ("Терновый венец". С. 197). 1 сентября императрица сообщала, что Г.Е.Распутин "в ужасе, его сына призывают, а он единственный кормилец" ("Терновый венец". С. 202). В дальнейшем императрица пыталась убедить Николая II определить сына Г.Е.Распутина на какое-нибудь место в тылу. Но царь ответил категорическим отказом. Связь отсрочки призыва ратников второго разряда с сыном Г.Е.Распутина отмечал М.Н.Покровский в предисловии к первому советскому изданию переписки.
12 июня Александра Федоровна сообщала мужу, что все жаждут отставки военного министра В.А.Сухомлинова, так как его обвиняют в нехватке вооружения ("Терновый венец". С. 147). Видимо, вопросы смены военного министра супруги уже обсуждали, так как в тот же день Николай II ответил жене, что великий князь Николай Николаевич рекомендовал на это место генерала А.А.Поливанова. Царь сообщал, что просмотрел список генералов и пришел к выводу, что в настоящий момент А.А.Поливанов мог бы оказаться подходящим человеком ("Терновый венец". С. 148).
В своих воспоминаниях В.И.Гурко указывал, что назначение А.А.Поливанова было продиктовано Ставкой. По мнению мемуариста, это была явная уступка общественным кругам. В то же время были заменены еще два министра из числа общественных деятелей. Министром внутренних дел стал Н.Б.Щербатов, а обер-прокурором Св.Синода - А.Д.Самарин. В.И.Гурко считал, что назначить этих людей царя убедил А.В.Кривошеин, сам тогда планировавший стать во главе правительства.
Новые назначения просто потрясли Александру Федоровну. В тот же день императрица написала мужу: "Извини меня, но я не одобряю твоего выбора военного министра - ты помнишь, как ты сам был против него... Но разве он такой человек, к которому можно иметь доверие?... Не враг ли он нашего Друга, что всегда приносит несчастье?" ("Терновый венец". С. 150).
15 июня Николай II сообщал жене о том, что все предлагают ему назначить обер-прокурором А.Д.Самарина ("Терновый венец". С. 154). В тот же день императрица очень резко отреагировала на это известие. "Самарин, без сомнения, пойдет против нашего Друга и будет на стороне тех епископов, которых мы не любим... Я имею основательные причины его не любить, так как он всегда говорил и теперь продолжает говорить в войсках против нашего Друга... Он будет работать против нас, раз он против Гр" ("Терновый венец". С. 155).
Уже 28 августа Александра Федоровна сообщала о том, что она обсуждает с председателем Совета министров И.Л.Горемыкиным кандидатуру нового министра внутренних дел. Со слов И.Л.Горемыкина, императрица передавала, что "Щербатова совершено нельзя оставить, что его следует немедленно сменить" ("Терновый венец". С. 193). Уже на следующий день, 29 августа, императрица писала мужу о А.Д.Самарине: "Мы должны удалить С., и чем скорее, тем лучше, - он ведь не успокоится, пока не втянет меня, нашего Друга и А. (Вырубову) в неприятную историю. Это очень гадко и ужасно непатриотично и узко, но я знала, что так и будет, - потому тебя и просили его назначить, а я писала тебе в таком отчаянии" ("Терновый венец". С. 194-195). "Мне хочется отколотить почти всех министров и поскрее выгнать Щерб. и Сам.", - писала Александра Федоровна в том же письме ("Терновый венец". С. 196). С 22 августа императрица постоянно предлагала назначить министром внутренних дел А.А.Хвостова. После неоднократных призывов сменить ненравившихся ей министров, 7 сентября императрица писала по поводу А.Д.Самарина: "Ты видишь теперь, что он не слушает твоих слов - совсем не работает в Синоде, а только преследует нашего Друга. Это направлено против нас обоих - непростительно, и для теперешнего тяжелого времени даже преступно" ("Терновый венец". С. 215).
Несмотря на все эти атаки, 7 сентября Николай II писал жене, что "Щербатов на этот раз произвел на меня гораздо лучшее впечатление..., он робел гораздо меньше и рассуждал здраво" ("Терновый венец". С. 216) В действительности министры, так ненравившиеся Александре Федоровне, в конце 1915 года потеряли свои места. Однако пойти на кадровые перестановки Николая II подтолкнули не императрица и Г.Е.Распутин, а "забастовка министров". Совет министров отказывался работать со своим председателем И.Л.Горемыкиным и просил государя о его замене. Кульминация кризиса пришлась на 14 сентября, когда в Ставке состоялось совещание Совета министров в присутствии царя. Совет не смог убедить Николая II изменить свое мнение, а вслед за этим "министры, наиболее решительно высказывавшиеся против Горемыкина, были вскорости один за другим уволены". При этом А.А.Поливанов, так же подвергавшийся критике императрицы, из исполняющего обязанности стал полноправным министром и еще год проработал в этой должности.
Работа Н.Б.Щербатов и А.Д.Самарина на министерских постах не очень высоко оценивалась современниками. В.И.Гурко писал по этому поводу: "На практике ни Самарин, ни в особенности Щербатов не оказались на высоте положения данного момента... Самарин и Щербатов были дилетанты, и этот их дилетантизм сказался очень скоро". Очень точно кадровый кризис августа-сентября 1915 года оценивала императрица. "Где у нас люди, я всегда себя спрашиваю, и прямо не могу понять, как в такой огромной стране, за небольшим исключением, совсем нет подходящих людей?" - писала Александра Федоровна мужу ("Терновый венец". С. 214).
Некоторые советы Г.Е.Распутина, передаваемые через императрицу, Николай II пытался воплотить на практике. 12 июня Александра Федоровна передавала пожелание Друга о том, чтобы в один день по всей России был устроен крестный ход с молебном о даровании победы. Она просила, чтобы распоряжение о крестном ходе было опубликовано от имени царя, а не от Св.Синода ("Терновый венец". С. 150). Через три дня, переговорив с протопресвитером армии и флота Г.И.Шавельским, царь сообщал императрице, что такой крестный ход возможно провести 8 июля в праздник иконы Казанской Божьей Матери ("Терновый венец". С. 154).
Другие рекомендации император оставлял без внимания. 17 июня Александра Федоровна, ссылаясь на просьбу Г.Е.Распутина, просила подождать с созывом Думы, так как "они будут вмешиваться во все дела". "Мы еще не подготовлены для конституционного правительства. Н. и Витте виноваты в том, что Дума существует", - писала императрица. Следующее ее письмо на эту тему было еще жестче. 25 июня Александра Федоровна с повторной просьбой не собирать Думу писала мужу: "Эти твари пытаются играть роль и вмешиваться в дела, которых не смеют касаться!" ("Терновый венец". С. 171). Естественно, тут имелась в виду критика, раздававшаяся с думской трибуны против Г.Е.Распутина. Необходимо отметить, что в своей полемике общественные деятели переходили всякую меру. В письме от 8 сентября Александра Федоровна передавала мужу одно из выступлений на собрании общественных деятелей в Москве, получившее широкую известность. В.И.Гурко (чьи мемуары тут цитируются) заявлял: "Мы желаем сильной власти - мы понимаем власть, вооруженную исключительным положением, власть с хлыстом, но не такую власть, которая сама находится под хлыстом". Императрица очень точно оценивала это выступление: "Это - клеветническая двусмыслица, направленная против тебя и нашего Друга. Бог их за это накажет. Конечно, не по-христиански так писать - пусть Господь их лучше простит и даст им покаяться" ("Терновый венец". С. 217).
Летом 1915 года недоверие и страх Александры Федоровны по отношению к Ставке достигли своей кульминации. Императрица невольно становилась жертвой развившейся в русском обществе шпиономании. В нескольких письмах она сообщала мужу, что ходят слухи о том, что в Ставке действует шпион и это генерал Данилов (Черный). 16 июня царь отвечал, что эти слухи "не стоят выеденного яйца" ("Терновый венец". С. 159). Однако это не успокоило императрицу. 24 июня она начала убеждать мужа поехать навестить войска без ведома Ставки. "Эта предательская Ставка, которая удерживает тебя вдали от войск, вместо того, чтобы ободрить тебя в твоем намерении ехать...", - писала Александра Федоровна ("Терновый венец". С. 170).
Несомненно, среди рекомендаций императрицы встречались советы, имевшие безусловную практическую ценность. Например, 24 сентября Александра Федоровна просила мужа особенно строго следить за дисциплиной в войсках, вошедших на территорию неприятеля: "Мне хотелось бы, чтобы наши войска вели себя примерно во всех отношениях, чтобы они не стали грабить и громить - пусть эту мерзость они предоставят проделывать пруссакам" ("Терновый венец". С. 51). 14 декабря императрица жаловалась, что Св.Синод издал указ, запрещающий устраивать "елки", так как этот обычай заимствован у немцев. Александра Федоровна считала, что эта традиция не касается ни церкви, ни Св.Синода. "Зачем лишать удовольствия раненых и детей?" - спрашивала она ("Терновый венец". С. 83). 5 апреля 1915 года императрица просила мужа проследить, чтобы войска не разрушали и не портили ничего, принадлежащего мусульманам: "мы должны уважать их религию, так как мы христиане, слава Богу, а не варвары" ("Терновый венец". С. 117). В другом месте Александра Федоровна просила вернуть пленным немецким офицерам погоны, так как они и без того подверглись унижению.
Начиная с августа 1915 года, письма Александры Федоровны начинают менять стиль, иным становится и их содержание. Это длинные, сумбурные послания, полные политических советов. Иногда меняется и само обращение жены к мужу, появляются ранее несвойственные "Моя милая душка. Н." (4 сентября), "Мое родное сокровище" (13 сентября). Иногда императрица жалуется, что рука ее устала, и просит прощения за неразборчивый почерк. Вызывают удивление и некоторые бытовые подробности: "Церковная служба шла от 6 до 8 час., мы с Беби пришли 7 ?" (14 сентября).
Не только современники, отрицательно относившиеся к Александре Федоровне, - В.И.Гурко, Н.Н.Головин, но и мемуаристы, заявлявшие о своей преданности царской семье, писали о сильном влиянии императрицы (а через нее и Г.Е.Распутина) на государственные дела. Например, А.И.Спиридович так объяснял это влияние: "Будучи нервнобольной, религиозной до болезненности, она в этой борьбе видела прежде всего борьбу добра со злом, опиралась на Бога, на молитву, на того, в чьи молитвы она верила - на Старца".
Необходимо заметить, что в предреволюционные годы эти обвинения звучали совершенно иначе. В своей книге "На путях к дворцовому перевороту" С.П.Мельгунов отмечал, что красной нитью во всей агитации Прогрессивного блока проходило утверждение о том, что Николай II искал путей для заключения сепаратного мира с Германией под влиянием "черного блока" (под этим подразумевались императрица, Г.Е.Распутин и их ближайшее окружение). В прессе прямо писалось еще в 1915 году: "Распутин, окруженный шпионами, должен был бы непременно вести пропаганду в пользу заключения мира с немцами".
Именно публикация переписки Николая II и Александры Федоровны помогла развеять ложь о поисках сепаратного мира и измене. Даже А.Ф.Керенский, сам перед революцией и разжигавший слухи о сепаратном мире, в своих воспоминаниях был уже очень осторожен. Хотя он по-прежнему утверждал, что "главная причина гибели России - власть Распутина", но обвинения с царя и царицы уже были сняты. В новом варианте сепаратного мира добивалось правительство, а "Николай II тут ни при чем". "Причастна ли как-нибудь к этому Александра Федоровна", мемуарист уже сказать не мог. Самым сильным обвинением императрицы теперь было то, что "германские агенты без конца вертелись вокруг нее и госпожи Вырубовой". А.Ф.Керенский откровенно сознавался в том, что, "придя к власти", он не смог найти подтверждений дореволюционных обвинений императрицы. Даже П.Н.Милюков, с Думской трибуны открыто обвинявший императрицу в измене, в своих мемуарах утверждал, что "оратор скорее склонялся к первой альтернативе" (то есть обвинению в глупости).
По непонятной инерции для советских и российских авторов переписка Николая II и Александры Федоровны была и по-прежнему остается каким-то обвинительным материалом против царственных супругов. Причинами, по-видимому, являются отсутствие научного исследования и анализа этого материала. Сетевая энциклопедия "Википидия", оценивая государственную деятельность Николая II, отмечает, что "большинство сходится на точке зрения, согласно которой его способностей оказалось недостаточно для того, чтобы справиться с политическим кризисом". Более того, попытка известного специалиста П.В.Мультатули исследовать деятельность Николая II на посту верховного главнокомандующего была встречена в штыки. При публикации на сайте "Военная литература" книгу П.В.Мультатули снабдили аннотацией, где указывалось, что в исследовании "негативные качества последнего русского царя опущены, все позитивные выпячены. Объективно судьбоносные ошибки Николая II (в результате его деяний и недеяний) замалчиваются, зато роль обстоятельств и злокозненных замыслов окружения преподносится с размахом".
Николай II в своих письмах предстает как здравый политик, принимающий взвешенные и обдуманные решения. К сожалению, краткость и "сухость" стиля императора не позволяет в полной мере проследить его государственную работу. Очевидно, что все обвинения современников в "слабости правления", адресованные царю, были вызваны вовсе не отсутствием у него политических навыков и административного таланта. Объектом критики было, в первую очередь, крайнее упорство Николая II по отстаиванию незыблемости самодержавной власти. Идеальные условия для общественной активности и оппозиции создавало глубокое православие государя, которое воплощалось в "мягком" управлении.
Уже советские историки отказались от расхожего штампа, ставившего государственную деятельность Николая II в зависимость от Александры Федоровны и Г.Е.Распутина. Профессор Г.З.Иоффе писал: "Версии, согласно которым Николай II будто бы находился под безраздельным диктатом Распутина и еще более жены - Александры Федоровны, ничем не обоснованы". По переписке Николая II и Александры Федоровны возможно проследить, какие советы давал императору Г.Е.Распутин.
В 1914-15 годах старец просил императора не ездить во Львов и Перемышль во время войны (не исполнено); запретить купцам повышать цены во время войны (не исполнено); повременить с призывом ратников 2-го разряда (отложено не на год а на три месяца); немедленно провести всероссийский крестный ход (сведений о проведении нет); отсрочить сессию Думы летом 1915 года (не исполнено); не призывать сына, определить его на тыловую должность (не исполнено). Легко заметить, что советы Г.Е.Распутина были наивны и касались малозначительных областей. При этом 1914-15 годах Николай II эти рекомендации вообще не исполнял. Император не сделал ничего, чтобы спасти сына Г.Е.Распутина от призыва или хотя бы определить на тыловую должность (о каком влиянии после этого можно говорить?). Нет никаких причин считать, что ситуация могла измениться в 1916 году.
С рекомендациями Александры Федоровны дело обстояло сложней. В 1915 году она все чаще стала давать мужу советы политического плана. В литературе уже отмечалось, что императрица по своим взглядам была консервативней мужа. Никакого ограничения самодержавия или соглашения с общественностью она не допускала. По некоторым замечаниям Александры Федоровны можно судить о том, что если бы Николай II воплощал в жизнь советы жены, то оппозиция была бы раздавлена и частично уничтожена. При этом многие высказывания Александры Федоровны делались "сгоряча". Уже по ходу изложения императрица вспоминала про свой христианский долг. Очень показательна в этом отношении фраза - "пусть Господь их лучше простит и даст им покаяться". Подобные "вспышки" случались у Александры Федоровны и в отношении ее ближайшего окружения. Этот гнев всегда проходил без всякого следа и, вероятно, незаметно для самих виновных.
В военную сферу императрица не вмешивалась. Ее рекомендации касались самых поверхностных проблем, информацию о которых она получала из газет. В кадровые назначения военных она вмешивалась чаще всего тогда, когда они касались членов императорской фамилии или командиров шефских полков.
Насколько можно судить по письмам, у Александры Федоровны было "чутье" на людей. Их лояльность в военные годы императрица проверяла при помощи Г.Е.Распутина. Легко заметить, что генералы, выделяемые императрицей (Ф.А.Келлер и Н.И.Иванов) единственные из всех в февральские-мартовские дни 1917 года сохранили верность императору. Это в то время как окружение Николая II или выступило против него, или впоследствии разбежалось, оставив царя. Военные, против которых высказывалась императрица (великий князь Николай Николаевич, А.А.Поливанов, В.Ф.Джунковский, а впоследствии и М.В.Алексеев), не оправдали доверия императора. А.А.Поливанов и В.Ф.Джунковский поступили на службу к большевикам.
Ключевым моментом в этом отношении является то, что советы своей жены Николай II постоянно игнорировал. Даже если в конечном итоге он поступал в духе рекомендаций императрицы, то всегда на это был еще целый ряд важных причин. При этом не было случая, чтобы в письмах Александра Федоровна сделала замечание мужу за неисполнение ее рекомендаций. Единственное, что она позволяла себе делать вновь и вновь, - напоминать о волнующей ее проблеме. Императрица прекрасно понимала, какой груз ответственности возложен на самодержца и перед кем ему придется держать ответ. К сожалению, подобным чутьем не обладали не только представители общественности (большей часть православные люди), но даже и члены царской фамилии.
Юрий Евгеньевич Кондаков
, д.и.н., профессор (С.-Петербург)
СНОСКИ :
1 - Додонов Б.Ф., Копылов О.Н., Мироненко С.В. Из истории публикации документов царской семьи в 1918-1920-е гг// Отечественные архивы. 2007. № 1.
2 - Переписка Николая и Александры Романовых. М.-Пг., 1923. Т. 3. С. XXXIII.
3 - Достоверность переписки императора Николая II с императрицей Александрой Федоровной// http://pyc.narod.ru/papa2.html
4 - Платонов О.А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М., 1996. С. 41.
5 - Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 1991.С. 151-152.
6 - Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. М., 2006. С. 123.
7 - Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. М., 2000. С. 667.
8 - Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001. С. 315-319.
9 - Там же. С. 318.
10 - Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. М., 2006. С. 101.
11 - Там же. С. 262.
12 - Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001. С. 84-91.
13 - Переписка Николая и Александры Романовых. М.-Пг., 1923. Т. 3. С. XVII-XVIII.
14 - Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. М., 2000. С. 695.
15 - Там же. С. 664.
16 - Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция (1914-1917). Минск, 2004. С. 141.
17 - Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. М., 2003. С. 72-73.
18 - Керенский А.Ф. Русская революция 1917. М., 2005. С. 90, 96.
19 - Милюков П.Н. История второй русской революции. М., 2001. С. 35.
20 - Николай II//Википедия. Свободная энциклопедия// ru.wikipedia.org.
21 - Мультатули П.В. "Господь да благословит решение мое...". СПб., 2002// Военная литература// militera.lib.ru/research/multatuli/index.html
22 - Иоффе Г.З. Великий Октябрь и эпилог царизма. М., 1987. С.
Мое бесценное сокровище!
Ты прочтешь эти строки, ложась в постель в чужом месте в незнакомом доме. Дай Бог, чтобы поездка оказалась приятной и интересной,
а не слишком утомительной или слишком пыльной. Я очень рада, что у меня есть карта и что я могу следить по ней ежечасно за тобой. Мне ужасно будет недоставать тебя. Но за тебя я рада, что ты будешь в отсутствии два дня — получишь новые впечатления и не будешь слушать Аниных* выдумок.
У меня тяжело и больно на душе. Почему хорошее отношение и любовь всегда так вознаграждаются? Сперва черное семейство**, а теперь она? Постоянно тебе говорят, что недостаточно проявляешь любовь. Ведь мы открыли ей доступ в наши сердца, в наш дом, даже в нашу частную жизнь — и вот нам награда за все! Трудно не испытывать горечи — уж очень жестока несправедливость. Да смилуется над нами Бог и да поможет Он нам, — так тяжело на душе! Я в отчаянии, что она причиняет тебе мученья и пристает с неприятными разговорами, лишающими тебя покоя. Постарайся об этом позабыть в эти два дня.
Благословляю тебя, крещу и крепко обнимаю — целую тебя всего с бесконечной любовью и преданностью. Завтра утром в 9 ч. пойду в церковь, постараюсь сходить туда и в четверг. Молиться за тебя — моя отрада, когда мы разлучены. Не могу привыкнуть даже самый короткий срок быть без тебя в доме, хотя при мне наши пять сокровищ.
Спи спокойно, мое солнышко, мой драгоценный, — тысячу нежных поцелуев шлет тебе твоя старая Женушка.
Да благословит и хранит тебя Бог!
29 апреля 1914 года, Аскания-Нова***. Телеграмма
Прибыли благополучно получасом раньше, чем ожидали. После Эриклика прекрасная жаркая погода. Восхитительное место, такой милый, приветливый народ. Вечером буду телеграфировать подробнее. Нежно люблю. Ники.
Туман на горах. Утром были у обедни и в часовне. Немного гуляла днем одна с детьми. Алексей* в Массандре. Голова болит. Скучаем. Целуем крепко. Желаем благополучного возвращения. Храни тебя Бог. Аликс.
29 апреля 1914 года, Аскания-Нова. Телеграмма
Спасибо за телеграмму. Видел интересных животных и птиц. Все они живут вместе на свободе. Гулял в прелестном парке с прудами, полными рыбы. Ездил вокруг имения по степи. Теперь отправляюсь обедать. Спокойной ночи всем милым. Ники.
29 апреля 1914 года, Ливадия. Телеграмма
Сердечно благодарю за две телеграммы. Рада, что очень интересно и удачно. Шлю пожелания спокойной ночи и счастливого путешествия. Рано ложусь спать. Надеюсь завтра утром опять пойти к обедне. Благословения и привет от всех шести. Аликс.
30 апреля 1914 года, Аскания-Нова. Телеграмма
Надеюсь, спала хорошо. Нынче гораздо прохладнее. После 7 ч. 30 м. разъезжал и видел разные породы скота. После раннего завтрака отправляюсь в 10 ч. обратно. Так жду этого вечера! Нежно целую тебя и детей. Ники.
20 июня 1914 года, Кронштадт. Радиотелеграмма
Английская эскадра прошла мимо яхты ровно в полдень. Картина была очень красивая, погода чудная — жаркая. Будем дома к обеду. Все обнимают. Ники.
Любимый мой!
Мне очень грустно, что не могу сопровождать тебя — но я решила, что лучше мне здесь спокойно оставаться с детьми. Сердцем и душой постоянно около тебя, с чувством нежнейшей любви и страсти, все молитвы мои о тебе, а потому я рада, что могу тотчас после твоего отъезда отправиться к вечернему богослужению, а завтра утром в 9 часов к обедне. Буду обедать с Аней, Марией и Анастасией*, а затем рано лягу спать. Мария Барятинская будет у нас к завтраку и в последний раз проведет со мной послеобеденные часы. Я надеюсь, что море будет спокойно и ты насладишься плаванием, которое будет для тебя отдыхом — ты нуждаешься в нем, так как выглядел таким бледным сегодня.
Чрезвычайно остро буду ощущать твое отсутствие, мой бесценный. Спи хорошо, мое сокровище! Моя постель будет, увы, так пуста!
Благослови тебя Боже, — целого тебя.
Нежнейшие поцелуи от твоей старой Женушки.
Мой родной, мой милый!
Я так счастлива за тебя, что тебе удалось поехать, так как я знаю, как глубоко ты страдал все это время, — твой беспокойный сон доказывал это. Это был вопрос, которого я умышленно не касалась, зная и отлично понимая твои чувства и в то же время сознавая, что тебе лучше не быть сейчас во главе армии. Это путешествие будет маленьким отдыхом для тебя, и, надеюсь, тебе удастся повидать много войск. Могу себе представить их радость при виде тебя, а также твои чувства — как жаль, что не могу быть с тобой и все это видеть! Более чем когда-либо тяжело прощаться с тобой, мой ангел, — так безгранично пусто после твоего отъезда. Затем ты, я знаю, несмотря на множество предстоящих дел, сильно будешь ощущать отсутствие твоей маленькой семьи и драгоценного Крошки. Он быстро поправится теперь, когда наш Друг** его навестил, и это будет для тебя утешением. Только бы были хорошие известия в твое отсутствие, ибо сердце обливается кровью при мысли, что тяжелые известия тебе приходится переживать в одиночестве.
Уход за ранеными служит мне утешением, и вот почему я даже в это последнее утро намерена туда идти, в часы твоего приема, для того чтобы подбодрить себя и не расплакаться перед тобою. Болящему сердцу отрадно хоть несколько облегчить их страдания. Наряду с тем, что я переживаю вместе с тобой и дорогой нашей родиной и народом, — я болею душой за мою «маленькую, старую родину», за ее войска, за Эрни*** и Ирен**** и за многих друзей, терпящих там бедствия. Но сколько теперь проходят через то же самое! А затем как постыдна и унизительна мысль, что немцы ведут себя подобным образом! Хотелось бы сквозь землю провалиться! Но довольно таких рассуждений в этом письме — я должна вместе с тобой радоваться твоей поездке, и я этому рада, но все же, в силу эгоизма, я ужасно страдаю от разлуки — мы не привыкли разлучаться, и притом я так бесконечно люблю моего драгоценного мальчика. Скоро двадцать лет, как я твоя, и каким блаженством были все эти годы для твоей маленькой женушки!
Как хорошо, что ты повидаешь дорогую Ольгу*. Это ее подбодрит и будет хорошо для тебя. Я тебе дам письмо и вещи для ее раненых.
Дорогой мой, мои телеграммы не могут быть очень теплыми, так как они должны проходить через столько военных рук, но ты между строк сумеешь прочитать мою любовь и тоску по тебе.
Родной мой, если ты как-нибудь почувствуешь себя не вполне хорошо, непременно позови Федорова**, ты ведь сделаешь это, — а также присматривай за Фредериксом***.
Мои самые горячие молитвы следуют за тобой денно и нощно.
Я молю о Божьей милости для тебя — да сохранит Он, научит и направит и да возвратит тебя сюда здравым и невредимым!
Благословляю тебя — и люблю тебя так, как редко когда-либо кто был любим, — целую каждое дорогое местечко и нежно прижимаю тебя к моему старому сердцу.
Навсегда твоя старая Женушка.
Икона эту ночь полежит под моей подушкой перед тем, как я тебе передам ее вместе с моим горячим благословением.
Мой возлюбленный!
Я отдыхаю в постели перед обедом, девочки ушли в церковь, а Бэби**** кончает свой обед. У него по временам лишь слабые боли. О, любовь моя, как тяжко было прощаться с тобой и видеть это одинокое бледное лицо, с большими грустными глазами, в окне вагона! Я восклицала мысленно — возьми меня с собою! Хоть бы Н.П.С.***** или Мордвинов были с тобой, — будь какая-нибудь молодая любящая душа около тебя, ты бы чувствовал себя менее одиноко и более «тепло».
Вернувшись домой, я не выдержала и стала молиться, — затем легла и покурила, чтобы оправиться. Когда глаза мои приняли более приличный вид, я поднялась наверх к Алексею и полежала некоторое время около него на диване в темноте — это мне помогло, так как я была утомлена во всех отношениях. В 4 1/4 ч. я сошла вниз, чтобы повидать Лазарева и передать ему маленькую икону для его полка, — я не сказала, что это от тебя, а то бы тебе пришлось раздавать их всем вновь сформированным полкам. Девочки работали на складе. В 4 1/2 ч. Татьяна* и я приняли Нейдгардта** по делам ее Комитета — первое заседание состоится в Зимнем дворце в среду, после молебна, я опять не буду присутствовать. Полезно предоставлять девочкам работать самостоятельно, их притом ближе узнают, а они научаются приносить пользу.
Во время чая просмотрела доклады, затем — давно ожидаемое письмо от Виктории***, датированное 1/13 сентября, — оно долго шло с оказией. Я выписываю из этого письма то, что могло бы иметь интерес для тебя: «Мы провели тревожные дни во время долгого отступления союзных войск во Франции. Совершенно между нами (а потому, милая, лучше не говори об этом никому) — французы сперва предоставили английской армии одной выдерживать весь напор тяжелой германской фланговой атаки, и если бы английские войска были менее упорны, то не только они, но и все французские силы были бы совершенно смяты. Сейчас все это улажено, и два французских генерала, причастных к этому делу, отставлены Жоффром и заменены другими. В кармане у одного из них оказалось шесть невскрытых записок от английского главнокомандующего Френча, другой воздерживался от посылки войск и ответил на призыв прийти на помощь, что его лошади слишком устали. Сейчас это уже в прошлом, но много хороших офицеров и солдат поплатились за это жизнью и свободой. К счастью, это держалось в тайне, и здесь народ не знает обо всем этом».
«Требуемые 500 000 рекрут почти уже набраны и усиленно занимаются, обучаясь в течение всего дня, — много дворян также стали в ряды и тем подали хороший пример. Поговаривают о призыве еще 500 000, включая сюда контингенты из колоний. Мне лично не нравится мысль об индийских войсках, пришедших воевать в Европе, но это отборные полки, поскольку они уже служили в Китае и в Египте и проявили величайшую дисциплинированность, так что те, кому это ближе известно, уверены, что они будут вести себя превосходно (не станут грабить или убивать). Их высшее офицерство сплошь одни англичане. Друг Эрни — махараджа из Биканира — приедет с собственным контингентом; в последний раз я видела его, когда он гостил у Эрни в Вольфсгартене. Джорджи* написал нам отчет о своем участии в морском бое у Гельголанда. Он командует передней башней и дал ряд залпов, проявив, по словам его капитана, большое хладнокровие и здравый смысл. Д. говорит, что адмиралтейство не оставляет мысли о попытке уничтожения доков в Нильском канале (уничтожение одних только мостов было бы мало полезным) при помощи аэропланов, но это чрезвычайно трудно, так как все это прекрасно защищено, и приходится дожидаться благоприятного случая, иначе попытка не увенчается успехом. Убийственно то обстоятельство, что единственный, могущий быть использованным для войск вход в Балтийское море ведет через Зунд, а он недостаточно глубок для военных кораблей и больших крейсеров. В Северном море немцы разбросали везде кругом мины, безрассудно подвергая опасности нейтральные торговые суда, и теперь при первых же сильных осенних ветрах они поплывут (так как не прикреплены к якорям) к голландским, норвежским и датским берегам, а некоторые обратно к германским, надо надеяться».
Она шлет сердечный привет. Сегодня после обеда солнце так ярко светило, но только не в моей комнате — чаепитие прошло как-то грустно и необычно, и кресло глядело печально без моего сокровища — хозяина. Мария и Дмитрий** приглашены к обеду, а потому я прерву свое писание и посижу немного с закрытыми глазами, а письмо закончу вечером.
Мария и Дмитрий были в хорошем настроении, они ушли в 10 часов с намерением навестить Павла***. Бэби был неугомонен и уснул лишь после 11 ч., но у него не было сильных болей. Девочки пошли спать, а я отправилась нежданно к Ане, которая лежит на своем диване в Большом дворце — у нее сейчас закупорка вен. Княжна Гедройц**** снова ее навестила и велела ей спокойно полежать в течение нескольких дней, — Аня ездила в город в автомобиле, чтобы повидать нашего Друга, и это утомило ее ногу. Я вернулась в 11 и пошла спать. По-видимому, инженер-механик***** близко. Мое лицо обвязано, так как немного ноют зубы и челюсть, глаза все еще болят и припухли, а сердце стремится к самому дорогому существу на земле, принадлежащему старому Солнышку*.
Наш Друг рад за тебя, что ты уехал. Он остался очень доволен вчерашним свиданием с тобой. Он постоянно опасается, что Bonheur, т.е. собственно галки, хотят, чтобы он** добился трона в П. либо в Галиции, что это их цель, но я сказала, чтоб она успокоила его, — совершенно немыслимо, чтобы ты когда-либо рискнул сделать подобное. Григорий ревниво любит тебя, и для него невыносимо, чтобы Н. играл какую-либо роль. Ксения ответила на мою телеграмму. Она очень огорчена, что не повидала тебя перед твоим отъездом, — ее поезд прибыл. Я ошиблась в расчете, Шуленбург*** не может быть здесь раньше завтрашнего дня или вечера, так что я встану только к выходу в церковь, немного попозже. Посылаю тебе шесть книжечек для раздачи Иванову, Рузскому или кому ты захочешь. Они составлены Ломаном****.
Эти солнечные дни избавят тебя от дождя и грязи.
Милый, я должна сейчас кончить и положить письмо за дверью, — его отправят в 81/2 ч. утра. Прощай, моя радость, мой солнечный свет, Ники, любимое мое сокровище. Бэби целует тебя, а женушка покрывает тебя нежнейшими поцелуями. Бог да благословит, сохранит и укрепит тебя. Я поцеловала и благословила твою подушку, — ты всегда в моих мыслях и молитвах. Аликс.
Поговори с Федоровым относительно врачей и студентов. Не забудь сказать генералам, чтобы они прекратили свои ссоры.
Привет всем; надеюсь, бедный старый Фредерикс поправляется и чувствует себя хорошо; следи, чтобы он был на легкой диете и не пил вина.
20 сентября 1914 года, Царское Село. Телеграмма, вслед
Все хорошо. Ножка меньше болит. Холодно. Скучаем. Ждем раненых. Вечером писали. Крепко целуем. Храни тебя Бог. Аликс.
21 сентября 1914 года, Новоборисов. Телеграмма
Сердечно благодарю за дорогое письмо. Надеюсь, спала и чувствуешь себя хорошо. Дождливая, холодная погода. В мыслях и молитвах с тобой и детьми. Как малютка? Нежно целую всех. Ники.
21 сентября 1914 года
, Ставка Верховного главнокомандующего*. Телеграмма
Слава Богу, даровавшему нам вчера победу у Сувалок и Мариамполя. Приехал благополучно. Только что отслужили благодарственный молебен в здешней военной церкви. Получил твою телеграмму. Чувствую себя отлично. Надеюсь, все здоровы. Крепко обнимаю. Ники.
21 сентября 1914 года, Царское Село. Телеграмма
Благодарю за обе телеграммы. Радуемся победе. Раненые прибыли. Мы работали с четырех до обеда. Механик приехал. Крепко обнимаем. Маленький весел. Храни тебя Бог. Всем привет. Аликс.
Мой любимый!
Какую радость мне доставили твои две телеграммы! — Благодарю Бога за это счастье — так отрадно было получить их после твоего прибытия на место. Бог да благословит твое присутствие там! Так хотелось бы знать, надеяться и верить, что ты увидишь войска. Бэби провел довольно беспокойную ночь, но без сильных болей. Я поднялась наверх, чтобы поцеловать его перед тем, как пойти в церковь, в 11 ч. Завтракала с девочками, лежа на диване, Беккер** приехала. Полежала часок около постели Алексея, а затем отправилась встречать поезд, — не очень много раненых. Два офицера из одного и того же полка и той же роты, а также один солдат умерли в пути. У них легкие очень пострадали от дождей и от перехода Немана вброд. Ни одного знакомого — все армейские полки. Один солдат вспомнил, что видел нас в Москве этим летом на Ходынке. Порецкому*** стало хуже на почве его больного сердца и переутомления, выглядит очень плохо, с осунувшимся лицом, выпученными глазами, с седой бородой. Бедняга производит тяжелое впечатление, но не ранен. Затем мы впятером отправились к Ане и здесь рано напились чаю. В 3 ч. зашли в наш маленький лазарет, чтобы надеть халаты, и оттуда в большой лазарет, где мы усердно поработали. В 5 1/2 ч. мне пришлось вернуться вместе с М. и А.**** для приема отряда с братом Маши Васильчиковой во главе. Затем обратно в маленький лазарет, где дети продолжали работать. Здесь я перевязала трех вновь прибывших офицеров и затем показала Карангозову***** и Жданову, как по настоящему играть в домино. После обеда и молитвы с Бэби пошла к Ане, у которой уже находились четыре девочки, и здесь повидала Н.П.*, обедавшего в этот день у нее. Он был рад повидать нас всех, так как он очень одинок и чувствует себя таким бесполезным. Княжна Гедройц приехала посмотреть Анину ногу, я забинтовала ее, а затем мы ее напоили чаем. Довезли Н.П. в автомобиле до станции. Ясная луна, холодная ночь. Бэби крепко спит. Вся маленькая семья целует тебя нежно. Ужасно скучаю по моему ангелу и, просыпаясь по ночам, стараюсь не шуметь, чтобы не разбудить тебя. Так грустно в церкви без тебя. Прощай, милый, молитвы мои и мысли следуют всюду за тобой. Благословляю и целую без конца каждое дорогое любимое местечко. Твоя старая Женушка.
Н.Гр.Орлова** едет завтра в Боровичи для двухдневного свидания с мужем. Аня узнала об этом от Сашки*** и из двух писем своего брата.
22 сентября 1914 года, Царское Село. Телеграмма
Благодарю за известия через Орлова****. Пишу каждый день. Чудная свежая погода. Были утром у обедни и в лазарете. Маленькому все лучше. Крепко целуем. Голова очень болит. Храни тебя Бог. Аликс.
22 сентября 1914 года, Ставка. Телеграмма
Сердечно благодарю за милое письмо. Сегодня мне представился генерал Рузский*****. Он рассказывал много интересного о знаменитых его боях в Галиции. Назначил его генерал-адъютантом. Здесь тихо и спокойно. Крепко всех обнимаю. Ники.
Моя возлюбленная душка женушка!
Сердечное спасибо за милое письмо, которое ты вручила моему посланному — я прочел его перед сном.
Какой это был ужас — расставаться с тобою и с дорогими детьми, хотя я и знал, что это ненадолго. Первую ночь я спал плохо, потому что паровозы грубо дергали поезд на каждой станции. На следующий день я прибыл сюда в 5 ч. 30 м., шел сильный дождь и было холодно. Николаша* встретил меня на станции Барановичи, а затем нас отвели в прелестный лес по соседству, недалеко (пять минут ходьбы) от его собственного поезда. Сосновый бор сильно напоминает лес в Спале, грунт песчаный и ничуть не сырой.
По прибытии в Ставку я отправился в большую деревянную церковь железнодорожной бригады, на краткий благодарственный молебен, отслуженный Шавельским. Здесь я видел Петюшу**, Кирилла*** и весь Николашин штаб. Кое-кто из этих господ обедал со мною, а вечером мне был сделан длинный и интересный доклад — Янушкевичем****, в их поезде, где, как я и предвидел, жара была страшная.
Я подумал о тебе — какое счастье, что тебя здесь нет!
Я настаивал на том, чтобы они изменили жизнь, которую они здесь ведут, по крайней мере при мне.
Нынче утром в 10 часов я присутствовал на обычном утреннем докладе, который Н. принимает в домике как раз перед своим поездом от своих двух главных помощников, Янушкевича и Данилова*****.
Оба они докладывают очень ясно и кратко. Они прочитывают доклады предыдущего дня, поступившие от командующих армиями, и испрашивают приказов и инструкций у Н. насчет предстоящих операций. Мы склонялись над огромными картами, испещренными синими и красными черточками, цифрами, датами и пр. По приезде домой я сообщу тебе краткую сводку всего этого. Перед самым завтраком прибыл генерал Рузский, бледный, худощавый человечек, с двумя новенькими Георгиями на груди. Я назначил его генерал-адъютантом за нашу последнюю победу на нашей прусской границе — первую с момента его назначения. После завтрака мы снимались группой со всем штабом Н. Утром после доклада я гулял пешком вокруг всей нашей Ставки и прошел кольцо часовых, а затем встретил караул лейб-казаков, выставленный далеко в лесу. Ночь они проводят в землянках — вполне тепло и уютно. Их задача — высматривать аэропланы. Чудесные улыбающиеся парни с вихрами волос, торчащими из-под шапок. Весь полк расквартирован очень близко к церкви в деревянных домиках железнодорожной бригады.
Генерал Иванов* уехал в Варшаву и вернется в Холм к среде, так что я пробуду здесь еще сутки, не меняя в остальном своей программы.
Отсюда я уеду завтра вечером и прибуду в Ровно в среду утром, там пробуду до часу дня и выеду в Холм, где буду около 6 часов вечера.
В четверг утром я буду в Белостоке, а если окажется возможным, то загляну без предупреждения в Осовец. Я только не уверен насчет Гродно, т.е. не знаю, буду ли там останавливаться, — боюсь, что все войска выступили оттуда к границе.
Я отлично прогулялся с Дрентельном** в лесу и по возвращении застал толстый пакет с твоим письмом и шестью книжками.
Горячее спасибо, любимая, за твои драгоценные строчки. Как интересна та часть письма Виктории, которую ты так мило копировала для меня!
О трениях, бывших между англичанами и французами в начале войны, я узнал несколько времени тому назад из телеграммы Бенкендорфа***. Оба здешние иностранные атташе уехали в Варшаву несколько дней тому назад, так что в этот раз я не увижу их.
Трудно поверить, что невдалеке отсюда свирепствует великая война, все здесь кажется таким мирным, спокойным. Здешняя жизнь скорей напоминает те старые дни, когда мы жили здесь во время маневров, с той единственной разницей, что в соседстве совсем нет войск.
Возлюбленная моя, часто-часто целую тебя, потому что теперь я очень свободен и имею время подумать о моей женушке и семействе. Странно, но это так.
Надеюсь, ты не страдаешь от этой мерзкой боли в челюсти и не переутомляешься. Дай Бог, чтобы моя крошечка была совсем здорова к моему возвращению!
Обнимаю тебя и нежно целую твое бесценное личико, а также всех дорогих детей. Благодарю девочек за их милые письма. Спокойной ночи, мое милое Солнышко. Всегда твой старый муженек Ники.
Передай мой привет Ане.
«Господа министры, как мокрые курицы, рассуждали вместо того, чтобы действовать решительно»
Что вынуждает властителей предоставлять свободы народу / Коммерсантъ-История №8, 2017
Всю историю России последних веков можно описать как борьбу первых лиц за абсолютизацию своей власти при большем или меньшем сопротивлении жителей страны. Что на самом деле чувствует и думает в самые напряженные моменты такого противостояния глава государства, как правило, остается тайной. Однако бывают и исключения. По теме: Фроянов. Манифест 17 октября
___
Осенью 1905 года, когда недовольство военными и дипломатическими поражениями России, а главное - упадком экономики достигло крайних пределов, Николай II согласился на ограничение самодержавных полномочий, подписав Манифест 17 октября. О своих переживаниях и надеждах на реванш он в те дни подробно писал матери.
Из письма императора Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне в Копенгаген, 19 октября 1905 года.
Моя милая, дорогая мама,
Я не знаю, как начать это письмо.
Мне кажется, что я тебе написал последний раз - год тому назад, столько мы пережили тяжелых и небывалых впечатлений. Ты, конечно, помнишь январские дни, которые мы провели вместе в Царском - они были неприятны, неправда ли? Но они ничто в сравнении с теперешними днями!
Постараюсь вкратце объяснить тебе здешнюю обстановку. Вчера было ровно месяц, что мы вернулись из Транзунда. Первые две недели было сравнительно спокойно.
В это время, как ты помнишь, случилась история с Кириллом (великий князь Кирилл Владимирович женился вопреки запрету императора.- «История»). В Москве были разные съезды, которые, неизвестно почему, были разрешены Дурново (в июле-ноябре 1905 года московский генерал-губернатор.- «История»)? Они там подготовляли все для забастовок железных дорог, которые и начались вокруг Москвы и затем сразу охватили всю Россию.
Петербург и Москва оказались отрезанными от внутренних губерний. Сегодня неделя, что Балтийская дорога не действует. Единственное сообщение с городом морем - как это удобно в такое время года? После железных дорог стачка перешла на фабрики и заводы, а потом даже в городские учреждения и в департамент железн. дорог мин. путей сообщения. Подумай, какой стыд! Бедный маленький Хилков (министр путей сообщения.- «История») в отчаянии, но он не может справиться со своими служащими…
Тошно стало читать агентские телеграммы, только и были сведения о забастовках в учебных заведениях, аптеках и пр., об убийствах городовых, казаков и солдат, о разных беспорядках, волнениях и возмущениях. А господа министры, как мокрые курицы, собирались и рассуждали о том, как сделать объединение всех министерств, вместо того, чтобы действовать решительно.
Когда на «митингах» (новое модное слово) было открыто решено начать вооруженное восстание, и я об этом узнал, тотчас же Трепову (петербургский генерал-губернатор.- «История») были подчинены все войска петербург. гарнизона, я ему предложил разделить город на участки, с отдельным начальником в каждом участке. В случае нападения на войска было предписано действовать немедленно оружием. Только это остановило движение или революцию, потому что Трепов предупредил жителей объявлениями, что всякий беспорядок будет беспощадно подавлен - и, конечно, все поверили этому.
Наступили грозные тихие дни, именно тихие, потому что на улицах был полный порядок, а каждый знал, что готовится что-то - войска ждали сигнала, а те не начинали. Чувство было, как бывает летом перед сильной грозой! Нервы у всех были натянуты до невозможности, и, конечно, такое положение не могло продолжаться долго. В течение этих ужасных дней я виделся с Витте постоянно, наши разговоры начинались утром и кончались вечером при темноте. Представлялось избрать один из двух путей: назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться раздавить крамолу; затем была бы передышка и снова пришлось бы через несколько месяцев действовать силою; но это стоило бы потоков крови и в конце концов привело бы неминуемо к теперешнему положению, т. е. авторитет власти был бы показан, но результат оставался бы тот же самый и реформы вперед не могли осуществляться бы.
Другой путь - предоставление гражданских прав населению - свободы слова, печати, собраний и союзов и неприкосновенности личности; кроме того, обязательство проводить всякий законопроект через Госуд. Думу - это, в сущности, и есть конституция. Витте горячо отстаивал этот путь, говоря, что хотя он и рискованный, тем не менее единственный в настоящий момент. Почти все, к кому я ни обращался с вопросом, отвечали мне так же, как Витте, и находили, что другого выхода кроме этого нет. Он прямо объявил, что если я хочу его назначить председателем Совета Министров, то надо согласиться с его программой и не мешать ему действовать. Манифест был составлен им и Алексеем Оболенским (сенатор, член Государственного совета.- «История»). Мы обсуждали его два дня и, наконец, помолившись, я его подписал. Милая моя мама, сколько я перемучился до этого, ты себе представить не можешь! Я не мог телеграммою объяснить тебе все обстоятельства, приведшие меня к этому страшному решению, которое, тем не менее, я принял совершенно сознательно. Со всей России только об этом и кричали и писали и просили. Вокруг меня от многих, очень многих, я слышал то же самое, ни на кого я не мог опереться, кроме честного Трепова - исхода другого не оставалось, как перекреститься и дать то, что все просят. Единственное утешение это - надежда, что такова воля божья, что это тяжелое решение выведет дорогую Россию из того невыносимого хаотического состояния, в каком она находится почти год.
Хотя теперь я получаю массу самых трогательных заявлений благодарности и чувств, положение все еще очень серьезное. Люди сделались совсем сумасшедшими, многие от радости, другие от недовольства. Власти на местах тоже не знают, как им применять новые правила - ничего еще не выработано, все на честном слове. Витте на другой день увидел, какую задачу он взял на себя. Многие, к кому он обращался занять то или другое место, теперь отказываются.
Старик Победоносцев (обер-прокурор Святейшего Синода.- «История») ушел, на его место будет назначен Алексей Оболенский; Глазов (министр народного просвещения.- «История») тоже удалился, а преемника ему еще нет. Все министры уйдут и надо будет их заменить другими, но это - дело Витте. При этом необходимо поддержать порядок в городах, где происходят двоякого рода демонстрации - сочувственные и враждебные, и между ними происходят кровавые столкновения. Мы находимся в полной революции при дезорганизации всего управления страною; в этом главная опасность.
Но милосердный бог нам поможет; я чувствую в себе его поддержку и какую-то силу, которая меня подбадривает и не дает пасть духом! Уверяю тебя, что мы прожили здесь года, а не дни, столько было мучений, сомнений, борьбы!
…От всей души благодарю тебя, дорогая мама. Я знаю, что ты молишься о твоем бедном Ники…
Из письма императора Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне в Копенгаген, 27 октября 1905 года.
Милая, дорогая моя мама,
Пользуюсь отъездом Извольского (посланник России в Дании.- «История»), чтобы поговорить с тобой немного по душе. Думаю, что последнее мое письмо, хотя и длинное, было очень неясное и слабое. Надеюсь, Извольский лучше объяснит и расскажет тебе все то, что он видел и сам слышал, нежели я это сделаю.
Прежде всего спешу тебя успокоить тем, что в общем положение стало, конечно, лучше, чем оно было неделю тому назад!
Это бесспорно так! Также не может быть сомнения в том, что положение России еще очень трудное и серьезное.
В первые дни после манифеста нехорошие элементы сильно подняли головы, но затем наступила сильная реакция, и вся масса преданных людей воспряла.
Результат случился понятный и обыкновенный у нас: народ возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социалистов, а так как девять десятых из них - жиды, то вся злость обрушилась на тех - отсюда еврейские погромы. Поразительно, с каким единодушием и сразу это случилось во всех городах России и Сибири. В Англии, конечно, пишут, что эти беспорядки были организованы полицией, как всегда - старая знакомая басня! Но не одним жидам пришлось плохо, досталось и русским агитаторам, инженерам, адвокатам и всяким другим скверным людям. Случаи в Томске, Симферополе, Твери и Одессе ясно показали, до чего может дойти рассвирепевшая толпа, когда она окружала дома, в которых заперлись революционеры, и поджигала их, убивая всякого, кто выходил.
Я получаю много телеграмм отовсюду, очень трогательного свойства, с благодарностью за дарование свободы, но с ясным указанием на то, что желают сохранения самодержавия. Зачем они молчали раньше - добрые люди? Всю эту неделю я прощался с министрами и предлагал новым занять их места. Об этих переменах Витте меня просил раньше, но у него не все кандидаты согласились пойти. Вообще он не ожидал, что ему будет так трудно на этом месте.
Странно, что такой умный человек ошибся в своих расчетах на скорое успокоение. Мне не нравится его манера разговаривать с разными людьми крайнего направления, причем на другой же день все эти беседы попадают в газеты и, конечно, навранными. Я ему говорил об этом, и, надеюсь, он перестанет…
Крепко обнимаю тебя, моя милая душка мама.
Поверь мне, что у меня на душе гораздо спокойнее…
Из письма императора Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне в Копенгаген, 10 ноября 1905 года.
Милая, дорогая моя мама,
…2 ноября Миша (великий князь Михаил Александрович, брат императора.- «История») прикатил в Петергоф на своем моторе, и мы переехали вместе сюда (в Царское Село.- «История»). В этот же день началась вторая забастовка железных дорог вокруг Петербурга; но она была не серьезная, так как все остальные дороги отказались от нее. Стачка на фабриках прекратилась потому, что рабочие этот раз ничего не добились кроме голода для себя и своих семейств.
Знаменитый «Союз союзов», который вел все беспорядки, много потерял своего значения после этой забастовки!
Но, вместе с этим, как ты, конечно, знаешь, внутри России начались аграрные беспорядки. Это самое опасное явление, вследствие легкости подбивать крестьян отнимать землю у помещиков, а также потому, что войск везде мало.
Армия из Манчжурии возвращается медленно из-за прекращения движения Сибирской ж. д. Три генерал-адъютанта были посланы для усмирения этих беспорядков: Струков, Дубасов и Сахаров. Сведений от них еще немного, но там, где они сами бывали, наступает спокойствие.
У меня каждую неделю раз заседает Совет Министров. Миша тоже присутствует. Говорят много, но делают мало. Все боятся действовать смело, мне приходится всегда заставлять их и самого Витте быть решительнее. Никто у нас не привык брать на себя и все ждут приказаний, которые затем не любят исполнять. Ты мне пишешь, милая мама, чтоб я оказывал доверие Витте. Могу тебя уверить, что с моей стороны делается все возможное, чтобы облегчить его трудное положение. И это он чувствует. Но не могу скрыть от тебя некоторого разочарования в Витте. Все думали, что он страшно энергичный и деспотичный человек и что он примется сразу за водворение порядка прежде всего.
Он сам мне говорил еще в Петергофе, что как только манифест 17 окт. будет издан, правительство не только может, но должно решительно проводить реформы и не допускать насилий и беспорядков. А вышло как будто наоборот - повсюду пошли манифестации, затем еврейские погромы и, наконец, уничтожения имений помещиков!..
Из письма императора Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне в Копенгаген, 17 ноября 1905 года.
Милая, дорогая мама,
Еще одна тяжелая неделя прошла.
Крестьянские беспорядки продолжаются, в одних местах они кончаются, а в новых местностях начинаются. Их трудно остановить потому, что не хватает войск или казаков, чтобы поспевать всюду.
Но что хуже всего, это новый бунт в Севастополе в морских командах на берегу и в некоторых частях гарнизона.
До того больно и стыдно становится, что словами нельзя выразить…
Из письма императора Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне в Копенгаген, 8 декабря 1905 года.
Милая, дорогая мама,
…Конечно, мне нелегко, но господь бог дает силы трудиться и спокойствие духа, что самое главное.
Именно это спокойствие душевное, к сожалению, отсутствует у многих русских людей, поэтому угрозы и запугивания кучки анархистов так сильно действуют на них.
Без того у нас вообще мало людей с гражданским мужеством, как ты знаешь, ну а теперь его почти ни у кого не видно. Как я тебе писал последний раз, настроение совершенно переменилось. Все прежние легкомысленные либералы, всегда критиковавшие каждую меру правительства, теперь кричат, что надо действовать решительно. Когда на днях было арестовано около 250 главных руководителей комитета рабочих и других партий, все этому обрадовались. Затем 12 газет было запрещено, и издатели привлечены к суду за разные пакости, которые они писали,- опять все единодушно находили, что так нужно было давно поступить!
Все это, конечно, дает Витте нравственную силу продолжать действовать как следует!
У меня на этой неделе идут очень серьезные и утомительные совещания по вопросу о выборах в Гос. Думу. Ее будущая судьба зависит от разрешения этого важнейшего вопроса. Ал. Оболенский с некоторыми лицами предлагал всеобщие выборы, т. е. suffrage universel, но я вчера это убежденно отклонил. Бог знает, как у этих господ разыгрывается фантазия!..
Евгений Жирнов
, руководитель историко-архивной службы ИД «Коммерсантъ»
«Коммерсантъ История», №8, 11 августа 2017
gres пишет: - Страшные письма. В них видно хорошего, порядочного человека, но абсолютно не подходящего своему положению и вызовам времени. Человека, не понимающего глубинных причин происходящего, и не знающего, что делать.
На днях обнаружила целое сокровище - более сотни фотографий последней императорской семьи из фотоальбома Анны Вырубовой - дочери главноуправляющего Собственной Его Императорского Величества канцелярии А.С. Танеева. И в очередной раз сердце кровью облилось... Эта семья, построенная на огромной любви, полном доверии и взаимопонимании, могла бы служить примером для всех...
Никакой царственности, никакого величия и роскоши вы не увидите на этих фотографиях, все как у обычных людей. Также дети болеют, проблемы одолевают, но какие нежные отношения у супругов между собой и с детьми...
А чтобы было не скучно разглядывать не очень качественные черно-белые снимки, решила дополнить их рассказом об истории любви этой прекрасной императорской четы - Николая и Александры Романовых.
Императорская чета на яхте "Штандарт"
П.И.Чайковский - Концерт для скрипки с оркестром
Александра Федоровна (в девичестве принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская) родилась в 1872 году в Дармштадте - столице маленького немецкого государства, герцогства Гессенского. Мать ее умерла в тридцать пять лет. Шестилетнюю Аликс, младшую в большой семье, забрала на воспитание бабушка - знаменитая английская королева Виктория. За светлый характер английский двор прозвал белокурую девочку Санни (Солнышко).
Семейный портрет семьи Романовых в парке
В 1884 году двенадцатилетнюю Аликс привезли в Россию: ее сестра Элла выходила замуж за великого князя Сергея Александровича. Наследник русского престола - шестнадцатилетний Николай - влюбился в нее с первого взгляда. Но только через пять лет семнадцатилетняя Аликс, которая приехала к сестре Элле, вновь появилась при русском дворе.
В 1889 году, когда наследнику цесаревичу исполнился двадцать один год, он обратился к родителям с просьбой благословить его на брак с принцессой Алисой. Ответ императора Александра III был краток: «Ты очень молод, для женитьбы ещё есть время, и, кроме того, запомни следующее: ты - наследник Российского престола, ты обручён с Россией, а жену мы ещё успеем найти».
Через полтора года после этого разговора Николай записал в свой дневник: «Всё в воле Божией. Уповая на Его милосердие, я спокойно и покорно смотрю на будущее».
Император Николай II
Этому браку противилась и бабушка Аликс, английская королева Виктория. Впрочем, когда позднее мудрая Виктория познакомилась с цесаревичем Николаем, тот произвел на нее очень хорошее впечатление, и мнение английской правительницы изменилось.
В следующий приезд белокурой немецкой принцессы, через год, Николаю не разрешили с ней увидеться. И тут цесаревич познакомился с балериной Матильдой Кшесинской. Его отношения с ней длилась почти четыре года…
Императорская семья на прогулке в парке
В апреле 1894-го Николай отправился в Кобург на свадьбу брата Аликс - Эрни. И вскоре газеты сообщили о помолвке цесаревича и Алисы Гессен-Дармштадтской. В день помолвки Николай Александрович записал в своём дневнике: «Чудесный, незабываемый день в моей жизни - день моей помолвки с дорогой Аликс. Я хожу весь день словно вне себя, не вполне сознавая полностью, что со мной происходит». Он счастлив! Жизнь без любви рано или поздно превращается в прозябание, так как истинную любовь ничем не заменишь: ни деньгами, ни работой, ни славой, ни поддельными чувствами.
Император Николай II и цесаревич Алексей
Узнав о помолвке, Кшесинская отправила невесте подметные письма, в которых чернила бывшего возлюбленного. Аликс, едва прочитав первую строчку и увидев, что подпись отсутствует, отдала их жениху.
14 ноября 1894 года - день долгожданной свадьбы. В свадебную ночь Аликс записала в дневнике Николая: «Когда эта жизнь закончится, мы встретимся вновь в другом мире и останемся вместе навечно...»
После свадьбы цесаревич запишет в свой дневник: «Невообразимо счастлив с Аликс. Жаль, что занятия отнимают столько времени, которое так хотелось бы проводить исключительно с ней». По переписке Николая и Александры, мы знаем, что любовь и счастье наполняли их обоих. Сохранилось более 600 писем, передающих нам красоту этой любви.
Император Николай II с сыном Алексеем
Царские дети в Европе и России были очень хорошо воспитанными людьми. Воспитанными и образованными для жизни. А семейная жизнь, особенно для государыни, - важнейшее дело ее жизни. Дневниковые записи Александры обнаруживают глубину ее понимания таинств любви и брака.
«Божественный замысел в том, чтобы брак приносил счастье, чтобы он делал жизнь мужа и жены более полной, чтобы ни один из них не проиграл, а оба выиграли. Если все же брак не становится счастьем и не делает жизнь богаче и полнее, то вина не в брачных узах, а в людях, которые ими соединены».
Императрица Александра Федоровна
«Первый урок, который нужно выучить и исполнить, это терпение. В начале семейной жизни обнаруживаются как достоинства характера и нрава, так и недостатки и особенности привычек, вкуса, темперамента, о которых вторая половина и не подозревала. Иногда кажется, что невозможно притереться друг к другу, что будут вечные и безнадежные конфликты, но терпение и любовь преодолевают все, и две жизни сливаются в одну, более благородную, сильную, полную, богатую, и эта жизнь будет продолжаться в мире и покое.
Император Николай II
Еще один секрет счастья в семейной жизни - это внимание друг к другу. Муж и жена должны постоянно оказывать друг другу знаки самого нежного внимания и любви. Счастье жизни составляется из отдельных минут, из маленьких удовольствий - от поцелуя, улыбки, доброго взгляда, сердечного комплимента и бесчисленных маленьких, но добрых мыслей и искренних чувств. Любви тоже нужен ее ежедневный хлеб».
Их любовь перенесла их через многие трудности. Александра родила 4 дочерей. А сына - наследника, будущего монарха России, все не было. Переживали оба, особенно Александра. И вот наконец-то - долгожданный царевич! После 4 дочерей, Александра родила сына 30 июля 1904 года.
Радость во дворце закончилась, когда через неделю после рождения мальчика обнаружили, что ребенок унаследовал неизлечимую болезнь - гемофилию. Оболочка артерий при этом заболевании так хрупка, что любой ушиб, падение, порез вызывает разрыв сосудов и может привести к печальному концу. Именно это произошло с братом Александры Федоровны, когда ему было три года.
Император Николай II
Болезнь Алексея держалась в государственном секрете. Доктора были бессильны. Постоянное беспокойство родителей за жизнь Алексия стало причиной появления при императорском дворе Григория Распутина. По мнению врачей, состоявших при наследнике, Распутин обладал способностью останавливать кровотечение с помощью гипноза, поэтому в опасные моменты болезни он становился последней надеждой на спасение ребенка.
Дети царственной семьи Романовых - Великие Княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, и наследник цесаревич Алексей - были необыкновенны своей обыкновенностью. Несмотря на то, что они были рождены в одном из самых высоких положений в мире и имели доступ ко всем земным благам, они росли как обычные дети. Их отец заботился о том, чтобы их воспитание было похожим на его собственное: чтобы к ним не относились как к тепличным растениям или хрупкому фарфору, а давали им делать уроки, учить молитвы, играть в игры, и даже умеренно драться и шалить.
Великие княжны Мария и Ольга
Таким образом, они росли нормальными, здоровыми детьми, в атмосфере дисциплины, порядка и почти аскетической простоты. Даже Алексею, которому каждое падение грозило мучительной болезнью и даже смертью сменили постельный режим на обычный ради того, чтобы он обрел мужество и другие качества необходимые наследнику престола.
Великая княжна Ольга и Императрица Александра Федоровна
Царские дети были прекрасны - не только своей внешностью, но в еще большей степени своими душевными качествами. От отца они унаследовали доброту, скромность, простоту, непоколебимое сознание долга и всеобъемлющую любовь к родине. От матери они унаследовали глубокую веру, прямоту, дисциплину и крепость духа. Сама царица ненавидела леность и научила своих детей быть всегда плодотворно занятыми.
Цесаревич Алексей
Когда началась первая мировая война, царица с четырьмя дочерями целиком посвятили себя делам милосердия. Во время Александра и две старшие дочери стали еще и сестрами милосердия, часто работая в качестве помощников хирурга. Солдаты не знали, кто эти смиренные сестры, перевязывающих их раны, часто гнойные и зловонные.
Великая княжна Татьяна
«Чем выше положение человека в обществе», - говорил Николай, - «тем больше он должен помогать другим, никогда не напоминая им о своем положении». Будучи сам прекрасным образцом мягкости и отзывчивости к нуждам других, Царь и детей своих воспитал в том же духе.
Великие княжны Татьяна и Ольга
Царица написала дочери Ольге в открытке в день ее рождения: «Старайся быть примером того, какой должна быть хорошая, маленькая, послушная девочка... Учись делать других счастливыми, думай о себе в последнюю очередь. Будь мягкой, доброй, никогда не веди себя грубо или резко. В манерах и речи будь настоящей леди. Будь терпелива и вежлива, всячески помогай сестрам. Когда увидишь кого-нибудь в печали, старайся подбодрить солнечной улыбкой... Покажи свое любящее сердце. Прежде всего научись любить Бога всеми силами души, и Он всегда будет с тобой. Молись Ему от всего сердца. Помни, что Он все видит и слышит. Он нежно любит своих детей, но они должны научиться исполнять Его волю».
Великая княжна Ольга читает Анастасии
Во время первой мировой войны распускались слухи, что Александра Федоровна отстаивала интересы Германии. По личному приказу государя было проведено секретное расследование «клеветнических слухов о сношениях императрицы с немцами и даже о ее предательстве Родины». Установлено, что слухи о желании сепаратного мира с немцами, передаче императрицей немцам русских военных планов распространялись германским генеральным штабом. После отречения государя Чрезвычайная следственная комиссия при Временном правительстве пыталась и не смогла установить виновность Николая II и Александры Федоровны в каких-либо преступлениях.
Императрица Александра Федоровна с дочерьми за рукоделием
По свидетельству современников, императрица была глубоко религиозна. Церковь являлась для нее главным утешением, особенно в то время, когда обострялась болезнь наследника. Императрица выстаивала полные службы в придворных храмах, где ею был введен монастырский (более длительный) богослужебный устав. Комната Царицы во дворце представляла собой соединение спальни императрицы с кельей монахини. Огромная стена, прилегавшая к постели, была сплошь увешана образами и крестами.
Боль за своего сына и за судьбу России были очень тяжелым испытанием для царской семьи. Но их любовь, укрепляемая надеждой на Бога, выдержала все испытания.
Император Николай II и дети
Из письма Александры Фёдоровны Николаю Александровичу в 1914 году: «О, как ужасно одиночество после твоего отъезда! Хотя со мной остались наши дети, но с тобой уходит часть моей жизни - мы с тобой одно целое».
Ответ Николая на письмо был не менее трогателен: «Моё возлюбленное солнышко, душка-жёнушка! Любовь моя, страшно тебя недостаёт, что невозможно выразить!..».
Император Николай II на теннисной площадке
Письмо Александры Николаю: «Я плачу, как большой ребёнок. Я вижу перед собой твои грустные глаза, полные ласки. Шлю тебе мои самые горячие пожелания к завтрашнему дню. В первый раз за 21 год мы проводим этот день не вместе, но как я живо всё помню! Мой дорогой мальчик, какое счастье и какую любовь ты дал мне за все эти годы».
Император Российской Империи Николай II
Письмо Николая 31 декабря 1915 года Александре: «Самое горячее спасибо за всю твою любовь. Если б только ты знала, как это поддерживает меня. Право, не знаю, как бы я выдержал всё это, если Богу не было бы угодно дать мне в жёны и друзья тебя. Я всерьёз это говорю, иногда мне трудно выговорить эту правду, мне легче излагать всё это на бумаге - по глупой застенчивости».
А ведь эти строки написаны людьми, которые прожили 21 год в браке!.. Самое большое счастье было для них - это возвышенность, высокая духовность их отношений. И не будь они царственной четой, они всё равно были бы богатейшими людьми на свете: ведь любовь - высшее богатство и счастье.
Императрица Александра Федоровна
Наступил трагический 1917 год. В продолжение нескольких этапов заключения - сперва в своем дворце в Царском Селе, затем в доме губернатора в Тобольске, и наконец в ипатьевском доме - «Доме Особого Назначения» - в Екатеринбурге, их стражи становились все более и более дерзкими, бессердечными и жестокими, подвергая их оскорблениям, насмешкам и лишениям.
Император читает книгу у кровати Великой княжны Татьяны во время ее болезни тифом
Царская семья все претерпевала со стойкостью, христианским смирением и полным принятием воли Божией. Они искали утешения в молитве, богослужениях и духовном чтении. В это трагическое время императрицу отличали необыкновенное величие духа и «изумительно светлое спокойствие, которое потом поддерживало ее и всю ее семью до дня их кончины» (Жильяр. С. 162).
Императрица Александра Фёдоровна
Британский консул Т. Рестон пытался тайно содействовать освобождению Романовых. По его инициативе разрабатывался план ночного похищения семьи; белые офицеры с фальшивыми документами пытались проникнуть в дом Ипатьева. Но судьба Романовых была уже предрешена... Советская власть рассчитывала подготовить «образцово-показательный» суд над Николаем, но для этого не хватило времени.
Императрица во время приступа болезни у наследника Алексея
12 июля под предлогом приближения к Екатеринбургу Чехословацкого корпуса и частей Сибирской армии большевистский Уралсовет принял постановление об убийстве царской семьи. Существует мнение, что военный комиссар Урала Ф. И. Голощекин, в нач. июля1918 г. побывавший в Москве, получил на это согласие В. И. Ленина. 16 июля Ленину была отправлена телеграмма, в которой Уралсовет сообщал, что казнь царской семьи более не терпит отлагательств, и просил немедленно сообщить, нет ли у Москвы возражений. Ленин на телеграмму не ответил, что в Уралсовете, возможно, сочли знаком согласия.
Император Николай II играет с собакой
В 2 часа ночи с 16 на 17 июля узников разбудили и приказали спуститься в полуподвальный этаж дома, якобы для переезда в другое место. По свидетельствам палачей, императрица и старшие дочери успели перед смертью перекреститься. Первыми были убиты государь и государыня. Они не увидели казни своих детей, которых добивали штыками.
Императрица и Цесаревич Алексей
Дипломатическими усилиями европейских держав царская семья могла уехать за рубеж, спастись, как спаслись многие из высокопоставленных подданных России. Ведь даже из места первоначальной ссылки, из Тобольска, можно было поначалу бежать. Почему же все-таки?.. На этот вопрос из далекого восемнадцатого года отвечает сам Николай: «В такое тяжелое время ни один русский не должен покидать Россию».
Катание на санках около Бастиона, на заднем плане Белая башня. Александровский парк
И они остались. Остались вместе навечно, как и обещали друг другу когда-то в юности.
Николай II и дети на берегу канала
Император и Императрица читают телеграммы с пожеланиями выздоровления цесаревича Алексея
Николай II и одна из его дочерей
Николай II с дочерми и сестрой Ольгой (третья слево), офицер и придворная дама с лыжами
Отец и сын в форме Лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка. Балкон Александровского дворца
Император Николай II
Великая княжна Татьяна и Императрица Александра Фёдоровна
Цесаревич Алексей и Император Николай II на балконе Александровского дворца
Цесаревич и Императрица Александра Федоровна
К. . Письма царицы [Рец. на кн.: Письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю II. / Пер. с англ. В.Д. Набокова. Берлин: Слово, 1922. Т. 1–2]
Кизеветтер А.А. Письма царицы [Рец. на кн.: Письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю II. / Пер. с англ. В.Д. Набокова. Берлин: Слово, 1922. Т. 1–2] / А. Кизеветтер. // Современные записки. 1922. Кн. XIII. Культура и жизнь. С. 322–334.
КУЛЬТУРА И ЖИЗНЬ
ПИСЬМА ЦАРИЦЫ
(Письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю II. Т.I. Книгоиздательство «Слово». Берлин 1922.)
После убийства царской семьи в Екатеринбурге найден был черный ящик, на котором были выгравированы буквы Н. А. В ящике оказались письма Александры Федоровны к Николаю II - всего четыреста писем за время от июля 1914 г. по 17 декабря 1916 г. Издательство «Слово» в Берлине приступило к опубликованию этой корреспонденции и пока выпустило первый том ее, содержащий 199 писем, кончая письмом от 16 января 1916 г. Письма даны и в оригинальном английском тексте и в переводе, исполненном В. Д. Набоковым.
Опубликованные письма представляют собою исторический материал первостепенной важности. Они бросают яркий свет на ту роль, которую сыграла Александра Федоровна в бессознательной подготовке крушения монархии в России. И общественная молва, и показания некоторых мемуаристов (см., наприм., воспоминания Витте) настойчиво и дружно утверждали, что именно Александра Федоровна являлась вдохновительницей того ультрареакционного политического курса, который изолировал монархию от всех живых сил страны, вырыл пропасть между престолом и общественной массой. Теперь, в письмах Александры Федоровны, мы получаем обильный материал, дающий полную возможность совершенно точно определить, в какой мере эта молва соответствовала действительности.
В каждом письме находим целый ряд фактов и намеков
и на семейные дела императорской четы, и на те пертурбации, которые разыгрывались в годы войны на политической сцене. Интимная драма Царского Села и зловещая трагедия России отразились в письмах Александры, преломленные в переживаниях этой женщины с душою честолюбивой, порывиcтo-страстной и бурной и с мыслью, безнадежно затуманенной предрассудками и признаками расстроенного воображения.
Впрочем, в отношении личной семейной драмы Николая и Александры письма, скорее, возбуждают любопытство читателя, нежели удовлетворяют его. Оно и понятно. Здесь Александре Федоровне приходилось касаться интимных обстоятельств, о которых в письмах к мужу и не было надобности говорить со всей подробностью: полунамеки и условные термины были вполне достаточны, чтобы корреспонденты могли понять друг друга. К тому же было бы и неосмотрительно называть все вещи своими именами: Александра несколько раз упоминает о том, что письма могут прочитываться посторонними людьми. И вот, в отношении интимных семейных обстоятельств, затронутых в письмах Александры, многое остается не вполне понятным читателю, многое требует специального разъяснения и дешифрирования.
Видную роль в разбираемой переписке играет А. А. Вырубова. Александра беспрестанно упоминает об этой «Ане». Всякому ясно, насколько важны эти упоминания. Ведь в личности Вырубовой несомненно таится ключ к разгадке всех тех патологических несообразностей, из которых была соткана семейная жизнь императорской четы. Исступленная поклонница Распутина, Вырубова была интимно близка с Александрой Федоровной и в то же время предпринимала сердечные атаки на Николая II. Можно себе представить, какие сложные психологические узоры могли развертываться на такой канве. Намеки на эти узоры мы и находим в письмах Александры. Но лишь - не более как намеки.
Коллекция писем как раз открывается горькими упреками Александры «Ане» за то, что она своим поведением нарушает спокойствие домашнего очага императрицы. Что-то произошло в Крыму в начале весны 1914 г., и это «что-то» наполнило душу Александры чувствами обиды, возмущения и, по-видимому, ревности. В ряде писем Александра высказывает удовольствие по поводу того, что Николай уехал из Ливадии и «Аня» со своими «историями» от него отдалилась. Это настроение остается в силе довольно долго. В октябре 1914 г. Александра пишет: «Аня настроена ко мне не очень любез-
но; можно сказать, что она была груба и сегодня вечером пришла намного позднее того часа, в который ее просили прийти, и странно обходилась со мной. Она усиленно флиртирует с молодым украинцем, но т ы е й н е д о с т а е ш ь, она тоскует по тебе - временами колоссально весела». В другом письме Александра с оттенком неудовольствия сообщает, что Аня окружает себя большими фотографическими портретами Николая. В ноябре 1914 г. Александра сообщает, что «Аня» намерена писать к Николаю и прибавляет: «разрешил ли ты это?» В январе 1915 г. Александра все еще вспоминает о «гнусном поведении Ани, особенно осенью, зимой и весной 1914 г.». За все время с апреля 1914 г. по апрель 1915 г. эти упоминания об «Ане» сопровождаются раздраженными отзывами о ее несносном характере, о ее легкомыслии, ветрености и черством, отталкивающем эгоизме. Встречаются и такие строки, в которых видно желание противодействовать физическому обаянию Ани. Аня «только и говорит о том, что она похудела, - читаем в письме от 27 января 1915 г., - хотя нахожу, что ее живот и ноги колоссальны и крайне неаппетитны». И тут же говорится, что отношения с Аней никогда уже не восстановятся в прежнем виде, что она сама порвала постепенно прежнюю связь. «Хотя она и говорит, что меня любит, я знаю, что она меня гораздо меньше любит, чем прежде, и у нее все сосредоточено в ее собственной личности - и в тебе. Будем осторожны, когда ты вернешься».
Однако к весне 1915 г. отношение Александры Федоровны к Вырубовой существенно изменяется. Раздражительные отзывы об Ане исчезают из писем. Появляются совершенно иные нотки. Начиная приблизительно с мая 1915 г. Александра все чаще сообщает в самом благожелательном тоне о том, что она просидела весь вечер с Аней, или ездила с ней кататъся, или много говорила с ней. Уже без всякого оттенка досады Александра передает мужу, что Аня шлет ему «нежнейший привет», а в письме от 4 сентября Александра с явным одобрением пишет о проекте Ани насчет того, чтобы провести телефон прямо между комнатой Николая и комнатой Александры. «Это было бы чудно, - замечает Александра, - и всякое хорошее известие или вопрос можно было бы сразу передать, мы бы (мы - т. е. Александра и Аня, теперь они уже заодно. - А.К.) условились не надоедать тебе».
Откуда же эта перемена? Кажется, в письмах можно нащупать и ответ на этот вопрос. В письме от 5 апреля 1915 г. Александра передает, что Татьяна и Анастасия были у
Ани, встретили там Распутина («Нашего Друга», как неизменно называет его в письмах Александра), и тот стал говорить, что Аня плачет и горюет, потому что получает мало ласки. Последующее изменение тона в отзывах Александры о Вырубовой совпадает с более длительными пребываниями Распутина в Царском Селе. Там устанавливается дружное трио - Александра, Вырубова и Распутин, - и это трио сообща начинает все усиленнее воздействовать на Николая в вопросах государственного управления.
Картина этого воздействия ярко рисуется в рассматриваемых письмах. Все без исключения письма наполнены страстными излияниями любви Александры к Николаю. Можно открыть наугад любую страницу этой переписки - и вам непременно бросятся в глаза нежные эпитеты всякого рода, воспоминания о супружеских ласках, восторженные восхваления «глубоких глаз», прелестных рук, милого лица Николая и т. п. выражения тоски по отсутствующем «муженьке», признания в том, что «ты покорил меня раз навсегда» и т. д. Можно подумать, что это пишет новобрачная, еще не пережившая медового месяца.
Те же письма свидетельствуют, однако, и о том, что «покоренная раз навсегда» стремится вовсе не покоряться, а, напротив того, властвовать и вести за собой. Правда, через все письма красной нитью проходит призыв к Николаю сбросить свою мягкость, уступчивость, скромность и стать во всеоружии своего самодержавного самовластия, заставить всех исполнять свою волю, научиться внушать всем и каждому страх и покорность.
«Помни, что ты император и что другие не смеют брать на себя так много».
«Ты должен меньше обращать внимания на то, что тебе будут говорить, но пользоваться т в о и м с о б с т в е н н ы м и н с т и н к т о м и руководиться им, чтобы быть более в себе уверенным».
«Никогда не забывай, что е с т ь и должен быть самодержавным императором».
«Когда, наконец, ты хватишь рукой по столу и накричишь на всех. Тебя не боятся. А д о л ж н ы бояться. Ты должен их напугать, иначе все садятся на нас верхом».
«Милушку всегда надо подтолкнуть и напомнить ему, что он есть император и может делать все, что ему хочется. Ты никогда этим не пользуешься. Ты должен показать, что у тебя с в о и решения и с в о я воля».
«Как им всем нужно почувствовать ж е л е з н у ю в о л ю и р у к у - до сих пор твое царствование было царствование мягкости, а теперь оно должно быть цар-
ствованием власти и твердости - ты повелитель и хозяин России, и всемогущий Господь тебя там поставил, и они должны преклониться перед твоею мудростью и твердостью. Довольно доброты. Они думали, что тебя могут обернуть вокруг пальца».
Подобными призывами испещрена вся переписка. Однако сильно ошибся бы читатель, предположив на основании только что приведенных выдержек, что Александра, взывая к самостоятельности мужа, разумела под ней действительную независимость Николая от чьих-либо внушений и указаний. На поверку выходит, что «быть самостоятельным» значило на языке Александры подчиняться руководительству своей супруги.
«Господь желает, чтобы твоя женка тебе помогала», - написано в одном из писем. В других письмах этого не написано e n t o u t e s l e t t r e s, но всякий призыв к самостоятельности неизменно сопровождается просьбами или требованиями поступить согласно указаниям Александры. Порою среди таких просьб и требований прорываются и еще более самоуверенные заявления: «Вот если бы теперь я была в Ставке, я бы заставила их сделать то-то и то-то».
К чему же призывала Александра своего супруга? Каков был тот собственный ее политический курс, который она так убежденно и настойчиво предписывала Николаю? Ее программа крайне несложна и определенна, вся она исчерпывается одним положением: нужно только одно - послушно и точно исполнять указания «нашего Друга» т. е. Распутина. «Поступи, как ты с а м решил» - это всегда означало на языке Александры «непременно сделай так, как посоветовал «Друг»; не слушайся никого» - всегда означало «никого, кроме Распутина». Все письма 1915 г. наполнены сообщениями о том, что указывает сделать «наш Друг», и страстными уверениями, что только в выполнении этих указаний заключается залог спасения. Вывод получается совершенно несомненный: это Распутин положил конец размолвке Александры с Аней, сблизил их вновь друг с другом для того, чтобы чрез них обеих воздействовать на Николая.
Рассматриваемые письма с полною ясностью устанавливают, в чем состояла тайна того психического плена, в котором Распутин держал Александру Федоровну. Легенду о физической связи между ними нужно признать совершенно опрокинутой. Полная и безусловная покорность Александры Распутину проистекала из совершенно иных источников. Прежде всего, здесь сказался тот религиозный фетишизм, который уже владел
душою Александры задолго до появления Распутина. Она сама несколько раз вспоминает в письмах 1915 года про доктора Филиппа и уподобляет таинственную силу Распутина над людьми былым чарам Филиппа. Вера в амулеты всякого рода никогда не иссякала в душе Александры. Она заклинает Николая пользоваться палкой, подаренной ему Распутиным, напоминая про такую же чудодейственную палку, некогда подаренную доктором Филиппом. Несколько раз она просит Николая не забывать перед каждым ответственным заседанием причесываться гребенкой Распутина, ибо эта гребенка вдохновляет мозг на правые мысли. Встречаем еще упоминания о каком-то особенном образе с колокольчиками, который был подарен Александре Распутиным. На такой благодарной почве, разумеется, не так-то трудно было закрепить власть над душою этой женщины всякому сколько-нибудь искусному авантюристу. А у Распутина был по этой части в руках такой, козырь, с которым он мог вести заведомо беспроигрышную игру. Рассматриваемые письма вполне подтверждают свидетельство Жильяра о том, что главною основой возвышения Распутина служила вера Александры в спасительность распутинских чар для здоровья наследника.
«Пока наш Друг*) с нами, наш сын спасен», - пишет Александра Федоровна. Из этой уверенности проистекало убеждение и в том, что Распутин есть существо, посланное Богом для спасения всей царской семьи и России, и потому идти против его желаний - значит совершать величайший из всех грехов. Этим основным убеждением обусловливались все указания, советы и требования, которые Александра предъявляла Николаю.
Я уже указывал на то, что, призывая Николая к самостоятельности, Александра не верила в его способность к независимому образу действий. «Покорная жена» никак не могла сдержать проявления собственных волевых импульсов. «Вот бы меня на твое место, я бы сумела настоять на своем», - такова мысль, сквозящая во многих строках ее писем. Проскальзывает и другая мысль - о том, что ей и ее супругу, в сущности, надлежало бы поменяться полом. «Твоя натура вся женственная», - пишет она мужу, а в себе самой она чувствует мужчину. Несколько раз Александра выражает эту мысль довольно своеобразно: «у меня надеты н е в и д и м ы е ш т а н ы» - пишет она не однажды. Однако и ее мужественная самостоя-
_________________________________
*) Слово «наш Друг» она всегда пишет с большой буквы; для нее это - божественный посланник небес.
тельность выражалась лишь в настойчивом проведении чужих внушений. Стоит ей только написать Николаю «поступи, как я советую», - и тотчас же, через несколько строк оказывается, что за ее спиной стоит «Наш Друг», этот посланник Божий, которого нужно во всем непререкаемо слушаться.
Как реагировал Николай на эти внушения - это могли бы засвидетельствовать его ответные письма; некоторые из этих писем мне довелось видеть в Москве, где они хранятся вместе с письмами Александры. Из того, что я мельком видел, можно было сделать лишь то заключение, что Николай до конца питал к жене чувство влюбленности и подобно ей был убежден в том, что, в конце концов, ему не может грозить никакой серьезной опасности, ибо он - помазанник Божий. В рассматриваемое издание письма Николая не вошли, но и по письмам Александры видно, что ее внушения почти всегда достигали цели. К чему же сводились эти внушения?
Письма Александры в полной мере опровергают легенду о том, что она была прикосновенна к военной «измене». Зато в столь же полной мере эти письма подтверждают, что Александра играла решающую роль в установлении курса внутренней политики и в деле правительственных назначений.
Политический курс Александры может быть выражен в двух словах: необходимо отделаться от народного представительства и всяких других органов независимого общественного мнения и высоко держать знамя самодержавия. С появлением Думы самодержавие не пресеклось. Эту мысль Александра настойчиво выдвигает в письмах. Но, так как Дума стремится ограничить самодержавную власть монарха и хочет сама всюду «совать свой нос», то с нею необходимо возможно скорее покончить. Строки, посвященные Александрой Думе, сочатся ненавистью. 17 июня 1915 г. Александра пишет: «Вот теперь Дума собирается в августе. А наш Друг несколько раз просил тебя созвать ее как можно позже, а не теперь, так как они все должны были бы работать на своих местах, - а здесь они захотят вмешиваться и говорить о вещах, которые их не касаются. Никогда не забывай, что ты е с т ь и должен остаться самодержавным императором. Мы не подготовлены к конституции». Через неделю Александра возвращается к этому вопросу: «Милушка, я слышала, что этот отвратительный Родзянко и другие были у Горемыкина с просьбой, чтобы Дума была тотчас же созвана. Ах, по-
жалуйста, не надо!.. их не следует пускать... Россия, слава Богу, не конституционное государство, хотя эти твари пытаются играть роль и вмешиваться в дела, в которые они не смеют вмешиваться». Когда же Дума в августе собралась, Александра не перестает твердить о ее скорейшем роспуске. Иного названия, как д у р а к и, она для членов Думы не знает. «Неужели Думу, наконец, не закроют - зачем тебе быть здесь для этого? Как эти дураки нападают на военных цензоров; это показывает, что они (т.е. цензоры. - А.К.) нужны» - пишет Александра от 27 августа. «Я надеюсь, что ты заставишь Думу убраться» - читаем в письме от 29 августа. На следующий день новое письмо со словами: «только п о с к о р е е закрой Думу, прежде чем будут представлены их вопросы» и т. д. Не в меньшей степени, нежели Дума, Александре мозолят глаза московские совещания общественных деятелей. 2 сентября 1915 г. она пишет: «…теперь д у м ц ы хотят собраться в Москве, чтобы обо всем переговорить, когда здесь их дело прекратилось. Следовало бы это строго запретить, это может только привести к большим смутам. Если они это сделают, следовало бы сказать, что в таком случае Дума будет созвана гораздо позже... в Москве будет еще хуже, чем здесь, надо быть строгим. Ах, неужели нельзя повысить Гучкова?» На следующий день она пишет: «Необходимо присмотреть за Москвой и заранее все подготовлять и быть в гармонии с военными, иначе опять возникнут беспорядки». Когда в Москве общегородской и общеземский съезды, состоявшиеся в сентябре 1915 г., постановили довести до сведения государя о необходимости призыва к власти лиц, пользующихся доверием страны, Александра написала: «Ну, посмотри, что они говорили в Москве, опять подымая вопросы, которые решили не поднимать, и прося об ответственном министерстве, что совершенно невозможно, даже Куломзин это прекрасно видит, - неужели они в самом деле имели дерзость послать тебе предполагавшуюся телеграмму?» В письме от 11 сентября: «Правда ли, что они намереваются послать Гучкова и некоторых других из Москвы к тебе депутацией? Серьезное железнодорожное несчастье, в котором он бы один пострадал, было бы хорошим Божьим наказанием и хорошо заслуженным».
Еще энергичнее Александра вмешивается в министерские назначения. Можно сказать, что с каждым письмом это вмешательство становится все шире и настойчивее. Та министерская чехарда, которою ознаменовалось последнее время цар-
ского режима, направлялась именно Александрой по указаниям Распутина. Разбираемые письма свидетельствуют об этом как нельзя более ярко. Министров, ей неугодных, Александра честит в письмах в таких же выражениях, как и членов думы. «Дураки», «мерзавцы» и тому подобные словечки сплошь да рядом срываются с ее пера. Только о Горемыкине и Хвостове она отзывается с неизбежным доброжелательством, доверяет им и ждет от них спасительных указаний и мероприятий. Отзывы обо всех остальных дышат презрением или негодованием. А критерий оценки людей неизменно один: человек оценивается так или иначе, смотря по тому, как он относится к Распутину. Этот критерий заслоняет собою и чисто политические соображения. Усерднейшим слугою старого режима был Щегловитов. Но ему случилось как-то отвергнуть искательство одного из протеже Распутина - и вот и на Щегловитова посыпались громы в письмах Александры.
По отношению к лицам второстепенным Александра и Распутин позволяли себе распоряжаться от имени Николая без ведома последнего. Так, в октябре 1914 г. «Аня» и Распутин решили сместить таврического губернатора Лавриновского. И вот Александра пишет: «Наш Друг хочет, чтобы я поскорее поговорила с Маклаковым, так я пошлю за ним... и скажу Маклакову, что мы с тобою уже говорили насчет Лавриновского... пожалуйста, не сердись на меня и дай мне ответ по телеграфу словами «одобряю» или «жалею» по поводу моего вмешательства». По отношению к лицам, стоявшим на более высоких, постах, этого делать было нельзя, и вот в этих случаях в письмах Александры открывалась настоящая атака на Николая.
Уже с сентября 1914 г. Александра открывает кампанию против Николая Николаевича, прямо указывая на то, что его не выносит Распутин. Эта кампания продолжается все crescendo - Александра Федоровна никогда не забывает коснуться действий «Николаши», в которых она видит желание затмить своей личностью государя и самому выдвинуться на первое место. «Николаша, - пишет она в июне 1915 г., - держит тебя поблизости, чтобы заставить тебя подчиняться в стать его идеям и дурным советам. Неужели ты до сих пор не веришь, мой мальчик?» - и в том же письме, несколько ниже: - «Друг Наш видит Николашу насквозь, а Николаша знает мою волю и боится моего влияния на тебя, направляемого Гр. (т.е. Распутиным. – А.К.)».
С июня 1915 г. начинается особенно настойчивое вмеша-
тельство Александры, т. е. Распутина, в министерские назначения, и затем оно все усиливается в геометрической прогрессии. В июне 1915 г. Николай находится в ставке, и оттуда до Александры и Распутина дошли вести о готовящихся переменах в составе министерства. «Город полон сплетен, - писала Александра, - будто всех министров сменят - Кривошеин будет первым министром, Манухин - вместо Щегловитова, Гучков - помощником Поливанова... и даже Самарин вместо Саблера». Эти слухи вызвали большое неудовольствие. И немудрено: Манухина Александра уже ранее называла «этот п р о т и в н ы й Манухин». Гучкова - как мы видели выше - она готова была чуть ли не повесить. А назначение Самарина представлялось Александре еще горшим злом, ибо «Самарин, - как писала она, - конечно, пойдет против нашего Друга». И вот Александра бьет тревогу. «В тысячу раз лучше оставить еще на несколько месяцев Саблера, нежели назначать Самарина». Вскоре к этим сведениям присоединилось еще известие о назначении Щербатова министром внутренних дел и Джунковского - его товарищем. И тревога поднялась еще несколькими градусами выше. К Щербатову Александра сначала отнеслась довольно спокойно, и только впоследствии она начала восставать также и против него, обвиняя его в потворстве либеральному общественному мнению. Но появление в рядах правительства Самарина и Джунковского сразу привело Александру в величайшее беспокойство. Она решила, что все эти назначения внушены Николашей (Николаем Николаевичем) и прямо направлены против Распутина. Это - «московская банда подымает голову», «Джунковский ненавидит нашего Друга, а потому является и моим личным врагом», - твердит Александра в своих письмах. Повидав затем нового военного министра Поливанова, она не одобрила его: «Он мне совсем не нравится, я предпочитаю Сухомлинова, хотя Поливанов и умнее». И все эти неодобрительные восклицания насчет новых назначений неизменно сопровождаются припевом: «Ах, как мне не нравится твое пребывание в ставке и что ты слушаешься советов Николаши». Жалобами дело не ограничивается. Распутин и Александра тотчас начинают выдвигать своих кандидатов в виде противоядия, и в этом им помогает Горемыкин. В августе Распутин одерживает крупную победу: Николай Николаевич отставляется от верховного командования, Николай II сам становится Верховным главнокомандующим. 22 августа Александра пишет по этому поводу ликующее письмо - «теперь твое
солнце восходит, - пишет она Николаю, - и светит так ярко». Теперь - «…ты зачаруешь всех этих великих неудачников, трусов, потерявших дорогу, шумных, слепых, узких, бесчестных, фальшивых». В том же письме Александра, ссылаясь на одобрение Горемыкина, выдвигает кандидатуру А. Н. Хвостова в министры внутр. дел. То был прямой ставленник Распутина. В это время несколько министров, кажется, по почину Сазонова, обратились к государю с коллективным письмом, в котором советовали ему не брать на себя верховного командования. По этому поводу Александра пишет письмо, в котором негодование бьет через край, Сазонова называет дураком и подписывается: «навсегда твоя доверчивая г о р д а я женка».
С конца августа Александра усиливает натиск на Николая, требуя смещения Самарина и Джунковского в связи с делом Варнавы, которого Синод решил сместить с епископской кафедры в Тобольске за самовольную канонизацию Иоанна Тобольского. Делу Варнавы Александра посвящает пространные письма, горой стоит за него, называя его ласкательным прозвищем «суслик», и сообщает Николаю списки лиц, которые могли бы заменить Самарина. Кампания против только что назначенных Самарина и Джунковского ведется систематически, из письма в письмо: то называются кандидаты их возможных заместителей, то письма наполняются самыми резкими нападками на личности Самарина и Джунковского, то вопрос ставится на личную почву, и Александра жалуется на то, что Самарин и Джунковский наносят ей персональные оскорбления, называя ее в беседах с разными людьми «сумасшедшей бабой». Наряду с этим идет такая же кампания за назначение в министры внутр. дел А. Н. Хвостова с прямыми указаниями на то, что его рекомендует Распутин. Как известно, по всем этим пунктам Распутин и Александра вскоре получают полное удовлетворение. В конце сентября Самарин заменяется Волжиным, Щербатов - Хвостовым, в товарищи к которому определяется Белецкий. И Александра снова торжествует победу и пишет мужу: «Целую и ласкаю каждое твое нежно любимое местечко и гляжу в твои глубокие, нежные глаза, которые давно меня совсем покорили». Только одним обстоятельством она недовольна: «Душка, - пишет она от 6 октября, - почему Джунковский получил преображенцев и семеновцев? Это ему слишком много чести после его подлого поведения, это портит эффект наказания, он должен бы получить армейские полки». Дело в том, что «хвост» (т. е. Хво-
стов) принес доказательства тому, что Джунковский продолжает говорить дурно про «Нашего Друга».
Так, кабинет Александры окончательно становится истинной лабораторией правительственных смещений и назначений. 7 октября Александра замечает в письме, что на место Джунковского в командиры отдельного корпуса жандармов мог бы подойти Татищев, зять Зизи, и что на него указывает Хвостов. Через несколько дней это назначение состоялось. С середины ноября в письмах начинаются упоминания о другом Татищеве, который «очень любит Григория, не одобряет московского дворянства и ясно видит ошибки, которые делает Барк». Несколько раньше упоминается о Наумове. И вскоре Татищев становится министром финансов, а Наумов - министром земледелия.
Не буду испещрять статьи дальнейшими примерами, внимательный читатель писем без труда увеличить их список. Наконец в начале января 1916 г. появляется в письмах имя Штюрмера. В письме от 7 января между прочим читаем: «Душка, я не знаю, но я все-таки подумала бы о Штюрмере; у него голова совсем достаточно свежа. Хвостов чуточку надеется получить это место, но он слишком молод! Штюрмер подошел бы на время, а потом, если ты захочешь найти другого, ты можешь его сменить, но только не давай ему переменить свою фамилию, это ему больше повредит, чем если он сохранит свое старое и почетное имя, ты помнишь, Г р и г о р и й т а к с к а з а л». И тут же прибавлено, что Штюрмер очень ценит Григория и что это - «очень большая вещь». 9 января она пишет, что назначение Штюрмера не следует откладывать, чтобы он успел до созыва Думы подготовиться, а Горемыкин этим обижен не будет, так как Штюрмер - пожилой человек. «Я бы это спокойно сделала теперь в ставке и не откладывала бы надолго, поверь мне, душка». И эти внушения не замедлили увенчаться успехом. Уже 10 января Александра пишет: «Бесконечно благодарю тебя, душка; ты прав насчет Штюрмера и громового удара».
На этом можно кончить. В настоящей заметке я не имел в виду исчерпать всего содержания опубликованных писем. Я хотел только отметить наиболее характерные черты этой переписки. Эти письма как нельзя более отчетливо обрисовывают руководящую роль Распутина в направлении курса внутренней политики в последние годы царствования Николая. Александра Федоровна служила послушным рупором для внушений Григория и вкладывала всю присущую ей страстность
в соответствующие атаки на Николая, всегда приводившие к желанному ей и ее другу результату. В своем безнадежном ослеплении она внушала Николаю одно роковое решение за другим. Хвостов, Штюрмер - ведь это были последовательные вехи в быстро разраставшемся отчуждении двора от народного представительства и всех серьезных элементов общества. Каждое дальнейшее назначение оказывалось все более задирающим, все более резким вызовом общественному мнению. И, обрывая все связующие нити с обществом, поставив себе единым законом политики точное выполнение всякого внушения Распутина, Александра Федоровна шла напролом, зажмуривая глаза на реальную обстановку окружающей действительности и сама не подозревая, что она влечет и себя самое, и свою семью, и весь отстаиваемый ею режим - к краю роковой пропасти.
Роль, сыгранная Александрой Федоровной в этом направлении, была известна, конечно, и раньше. Но письма ее к Николаю обрисовывают эту роль с полной конкретностью, раскрывают момент за моментом все те последовательные шаги, из которых слагался процесс растущего воздействия Распутина на ход внутреннего управления в период уже начавшейся агонии отмиравшего старого порядка, и в этом-то и заключается главный исторический интерес разобранных писем.